Франкский демон
Шрифт:
— Верная мысль! Спасибо, что подсказал мне! — похвалил Храмовник стражника и, чтобы срезать дорогу, направился к палатке марешаля через расположение тамплиеров.
Проезжая поблизости от шатра Жерара де Ридфора, Жослен увидел толпу братьев-рыцарей и посреди них великого магистра, восседавшего на прекрасной арабской лошади. Он что-то рассказывал рыцарям, которые время от времени смеялись или, напротив, шумно выражали возмущение. Поприветствовав храмовников, озабоченный сделанным открытием рыцарь уже хотел двигаться дальше, как вдруг мэтр Жерар окликнул его:
Куда это наш друг так спешит на ночь глядя? Без седла и даже без уздечки? Может
— Да вот незадача, мессир! — взволнованно воскликнул рыцарь и, подъехав поближе, показал на шкатулку у себя в руке. — Поймали шпиона Саладина, да слуги придавили его сгоряча. А вот это вот осталось. Наверное, какое-то дьявольское зелье. Уверен, мерзавец хотел испортить наших лошадей.
— Что Саладин мерзавец — несомненно, — изображая непонимание, согласился сир Жерар. — Но зачем же вы придавили его? Это вы погорячились! Нельзя так обращаться с королями неверных! Кое-кому из христиан будет одиноко на этом свете без своего дружка-язычника!
Рыцари засмеялись, понимая, в какую мишень направил стрелу своего остроумия их предводитель. Жослен улыбнулся из вежливости, но тут же продолжил без тени веселья:
— Мессир! Это очень серьёзно! Тот, кто подослал изменника, пошёл разговаривать с его сиятельством графом Триполи. Я направлялся к марешалю Гольтьеру...
Ухмылка сползла с лица Жерара де Ридфора.
— Что-что?! — переспросил он. — Что ты сказал?! А ну-ка повтори!
X
Солдат, охранявший вход в шатёр Ренольда де Шатийона, туго знал своё дело и очень правильно поступил, что не пустил к нему посетителя — не след рыцарской мелюзге отвлекать сеньора в столь поздний час, а особенно когда тот общается с людьми Божьими.
Князь, как известно, не слишком-то жаловал подобный народец, но, сам не зная отчего, вероятно, из-за раздражения, вызванного результатами заседания, вернее, их отсутствием, подумал, что ему не повредит немного успокоить душу. Подумав таким образом, Ренольд велел стражнику позвать женщину, намереваясь высказать ей наболевшее, а может, даже и исповедаться перед ней, совершенно незнакомым человеком. Однако, едва старица переступила порог палатки сеньора Петры, он понял, что ошибался, так как знает визитёршу, и, возможно, даже очень хорошо.
— Где я видел вас, святая мать? — спросил он, понимая, что определённо встречал её много раз. — Вы...
— Мария, мессир, сестра Мария, — проговорила она. — Я служу Господу и услужаю...
Князь поднял руку:
— У тебя важная весть от госпожи?
— В каком-то смысле.
— Что это значит?
— По крайней мере, для меня она важная, — пояснила Мария и добавила: — А для вас... как мне знать?
— Выйдете все, — приказал Ренольд слугам и, когда последний из них уходил, окликнул его: — Скажи страже, чтобы никого ко мне не пускали. — Отдав распоряжения, он обратился к монахине: — Говори.
Вместо этого она откинула капюшон, и тут только князь подумал, что никогда прежде не видел лица Марии. В шатре наступила гробовая тишина, даже шум снаружи перестал доноситься под его своды, будто бы он находился не среди десятков шатров и сотен, даже тысяч палаток в огромном лагере христиан, а где-нибудь в безлюдных горах или в пустыне.
— Марго? — произнёс
— Я, ваше сиятельство, — тихо ответила монахиня. И хотя она поседела, а под глазами во множестве собрались морщинки, лицо её показалось Ренольду таким же круглым и гладким, как в те давние годы. — Но я давно уже не ношу мирского имени, как, впрочем, не надеваю и мирского платья.
Вновь воцарилась длительная пауза, нарушая которую сеньор Петры спросил:
— Тебя прислала дама Агнесса?
— Нет, мессир. Простите меня, но я... просто я почувствовала, что час мой близок, и мне захотелось увидеть вас, прежде... Прежде, чем я умру. Умру, так и не замолив грехов ни своих, ни вашей несчастной супруги, светлой княгини Констанс. Да прибудут с ней ангелы Господни. Она страдала, очень страдала перед смертью. — Мария перекрестилась и проговорила: — А я обещала уйти от мира, навсегда затвориться и больше никогда не произносить ни слова, не тратить ни унции сил ума и души на мирские заботы. Но ничего не получилось. И теперь дорога Небесная закрыта для меня навеки. Спущусь я вниз под землю на муки вечные... Простите глупую старуху, мессир, простите, что обманула вашего человека и вас, но... что значит ещё один грех перед неизбывным наказанием?
— Присядь, Марго, — предложил князь, который, так же как и его гостья, продолжал стоять. — Отдохни немного. Может, желаешь выпить вина или чем-нибудь подкрепиться?
Она покачала головой и осталась на месте, явно не собираясь ни принимать приглашение, ни уходить.
— Ты, верно, пришла не только затем, чтобы увидеть меня?
— Нет, ваше сиятельство, — покачала головой Мария. — Я хотела попросить вас...
— О чём?
Монахиня замялась, тогда Ренольд, как и полагается хозяину, не желая томить гостью, произнёс:
— А давно мы не виделись, Марго? Помнишь старые времена?
— Да, мессир. Двадцать семь лет. Почти двадцать семь лет назад вы ушли в тот поход. О Боже, как у меня тогда ныло сердце, и её высочество княгиня Констанс не находила себе места. Вестей всё не было, а когда они пришли, мы поняли, что лучше бы нам никогда не слышать их. Потом промеж придворных началась настоящая война. Всё шло в ход, даже память о вас и ту хотели уничтожить! — Глаза сестры Марии вспыхнули огнём, как мало походила она теперь на смиренную служительницу Божью. — Мы с княгиней все молились и молились за вас, прося у Господа спасти вас, вытащить из неволи. Но Бог не слышал! С юга приехал король Бальдуэн, с севера явились послы базилевса Мануила и предатель князь Торос. Забыл, как молил вас не воевать с ним! Забыл, как император разорял его землю, стал холопом его и рабом. Чуть не за волосы таскал сиятельную княгиню! Выгнали её в Латакию, во вдовий удел при живом-то муже!
Ренольд сжал кулаки, не знал он, что воспоминания о столь давно минувших днях смогут так задеть его.
— Долго госпожа моя там не прожила. Стала хворать и умерла, а перед смертью завещала мне месть. Но как я, слабая женщина, безродная служанка, могла отомстить? Но пуще всего велела мне государыня наша беречь Жослена, мальчика, которого я...
— Так это правда? — спросил Ренольд и понял, что на самом деле никогда и не сомневался в этом. Может, потому так и не хотел он заговорить об этом с пажом, которого сам посвятил в рыцари. Не врал, не болтал попусту, уходя в другой мир, верный Тонно. — Но почему же ты...