Франкский демон
Шрифт:
Тир, безусловно, разделил бы участь Акры и других городов, если бы не одно обстоятельство. Когда-то мы походя, вскользь упоминали о Конраде Монферратском, застрявшем в Константинополе по пути в Святую Землю. Так вот, как раз когда Левантийское царство готовилось к решительному сражению с неверными, Конрад почувствовал... нет, не призыв свыше, просто брат невинно убиенного Райньеро, супруга Марии, дочери базилевса Мануила, сам оказался замешан в убийстве. В общем, ему пришлось поскорее убраться из Второго Рима, чтобы наконец-то исполнить давно данный обет крестоносца и прибыть в Святую Землю.
Дело было в июле, надо полагать, Конрад спешил в Акру к восемьдесят восьмой годовщине празднования освобождения
Случилось это 13 июля, а 14-го корабль уже причаливал в Тире, где собрались все те, кому удалось вырваться из котла на Рогах Хаттина. Все бароны и рыцари, конечно, были абсолютно деморализованы и довольно охотно признали Конрада своим лидером, тем более что большой специалист по сдаче городов, Балиан Ибелин, вскоре отправился в Иерусалим, а граф Триполи поспешил укрыться в своей вотчине, где уже в конце года скончался от плеврита, завещав графство крестнику Раймунду Антиохийскому, старшему сыну Боэмунда Заики. Правда у некоторых историков существует мнение, что граф скончался от раны, но это едва ли верно. Один французский исследователь прошлого века говорит, что сорокасемилетний Раймунд умер от горя и скорби о потерянном королевстве. Кто его знает? Может быть, и так, но... думается, вряд ли.
Так или иначе, Конраду никто не мешал. Он выбросил в ров знамёна Салах ед-Дина, которые тот прислал, когда начались переговоры. Тогда султан велел подвести к стенам отца Конрада, Гвильгельмо Старого, и пообещал сыну, что казнит старика, и... как пишет современный английский исследователь: долг рыцаря и крестоносца возобладал в Конраде над сыновними чувствами. Разумеется, султан просто пугал, как и следовало ожидать, он не стал приводить своей угрозы в действие.
А как же не хватало франкам накануне решительной битвы с врагами такого вот воителя, как Конрад де Монферрат! Как поступил бы он, окажись на месте Гюи? Отдал ли бы он приказ выступать на помощь Тивериаде или предпочёл бы выжидательную тактику пуленов? Думается, он выбрал бы первое. Судя по некоторым фактам, третий сын престарелого маркиза обладал качествами, которые отличали знаменитых крестоносцев Первого похода, Бальдуэна Булоньского, Раймунда де Сен-Жилля и Боэмунда Отрантского. А как поступил бы на месте короля Гюи в Сефории 2 июля 1187 года тот же Боэмунд? Как сказал английский писатель, автор одной из многочисленных историй Крестовых походов Альфред Дагган: «When in trouble Bohemond always fought». — Когда Боэмунд находился в большом затруднении и не знал, как поступить, он принимал решение сражаться.
Трудно сказать. Догадки есть догадки. Ясно одно, как бы там ни складывалась ситуация, до тех пор, пока король не отдал приказа разбивать лагерь в безводной местности, франки ещё не проиграли кампанию. Возможно, даже тогда, когда наступило утро дня святого Мартина, не всё было потеряно. Вероятно, находись войско под началом опытного и пользующегося уважением полководца, даже пехотинцы повели бы себя иначе. В те времена порой хватало пламенной речи, чтобы изменить настроение людей и иной раз диаметрально изменить ситуацию. Не случайно же Наполеон Бонапарт считал, что армия баранов, предводительствуемая львом, сильнее армии львов, которой командует баран.
Как бы там ни было,
Итак, Конрад показал Салах ед-Дину зубы, но султан не оценил всей зловещей прелести этого оскала. Позднее повелителю Востока пришлось раскаяться в том, что он не предпринял более решительной попытки взять Тир в победном июле, в конце года сделать это оказалось просто невозможно. Франки не просто оборонялись, они даже огрызались, осуществляли дерзкие вылазки, убивали правоверных, топили их корабли. Вскоре Конрад сделался признанным лидером латинян Утремера. Салах ед-Дин решился на хитрость: он освободил Гюи, полагая, что появление в Тире законного короля вызовет раскол в лагере христиан. Так бы, скорее всего, и произошло, но только Конрад не пожелал даже впустить Гвидо в город, закрыв ворота перед его носом.
Как ни странно, но дальновидность султана, проявленная им в случае с освобождением Гюи, принесла мусульманам одни лишь хлопоты, и весьма неприятные. Оскорбившись ответом Конрада, Гвидо не поджал хвост, как можно было бы предположить, а со своей маленькой дружиной двинулся к Акре и... осадил её. У него сыскалось немало последователей, и скоро лагерь иерусалимского короля, разбитый на горе Турон (теперь Тель эль-Фуххар) у речушки Белус в миле на восток от Акры, стал разрастаться. Мусульмане поначалу не приняли его всерьёз, но... На сей раз капризный характер короля как нельзя лучше послужил на благо дела латинян на Востоке. Гвидо положил начало реконкисте, первый этап которой закончился в мае 1191 года взятием Акры крестоносцами Третьего похода и казнью трёхтысячного гарнизона мусульман.
Но это уже другая история...
А что же стало с сеньорией Ренольда де Шатийона? Какова была судьба Горной Аравии? Законный вопрос. Оборона Керака и Монреаля один из самых героических эпизодов постхаттинского периода жизни королевства. Начался он с того, что дама Этьения, находившаяся в Иерусалиме на момент сдачи города мусульманам, попыталась в обмен на свободу ненаглядного чада сдать Салах ед-Дину Керак. Каков был ответ гарнизона, предугадать несложно. Этьения, как женщина, имеющая подлинно рыцарское представление о чести, возвратила уже освобождённого Онфруа султану. Тот, хотя ничего особенного и не выиграл от этого, вскоре отпустил бесполезного пленника.
Что же до защитников крепости, князю не пришлось бы краснеть за них. Не напрасно он верил в своих подданных: больше года они мужественно сражались с врагом. Обложенный несметными полчищами египтян, гарнизон стойко держался. Султан, вероятно опасаясь падения боевого духа своих солдат, вынужденных столь долгое время топтаться под стенами неприступной твердыни, даже предлагал защитникам Керака деньги, если они прекратят сопротивление. Вместо этого они продали своих жён и детей бедуинам, чтобы, получив в обмен продовольствие, продолжать оборону, и сдались лишь тогда, когда была съедена последняя лошадь. Произошло это в священный для мусульман месяц рамадан 584 года лунной хиджры, то есть в период между 24 октября и 23 ноября 1188 года от Рождества Христова.
А что же случилось с защитниками? Какова была их судьба?
Давайте обратимся к мнению современника, всё того же Эрнуля, который говорит, что Саладин был очень рад, что получил замок. Он выкупил жён и детей, которых они продали, и вернул им, и сделал каждому щедрый подарок и велел проводить их в земли христиан. А поступил он так потому, что они держались так долго, как только могли, да к тому же и без своего государя. «Salehadins fut mout lies quant on li ot rendu le castiel. Et si fist racater lors femes et lors enfans qu 41 avoient vendu, si lors fist rendre, et lor donna grand avoirs et si les fist conduire en tiere crestiiens. Pour ce lors fist ce, qu’il avoient si bien et si longuement tenu lor castiel, tant com il peurent et sans signor».