Франкский демон
Шрифт:
Звался толстяк Саад ед-Дином Гюмюштекином и являлся фактическим правителем Алеппо и прилегавших к нему областей — то есть тех земель, которые оставил его господину победоносный Салах ед-Дин. Пока оставил. Никто в белой столице атабеков не сомневался, что вскоре султан вернётся — он не остановится, пока не уничтожит силу дома Зенги, так как тот, кто предал своего господина, не может спать спокойно, пока остаются у власти его наследники или просто родичи.
Едва началась беседа, Ренольду стало ясно — мальчик-монарх
Говорили через переводчика, поскольку ни ас-Салих, ни Гюмюштекин не знали языка франков, а их пленник, как известно, не слишком преуспел в изучении арабского.
— Если скажу тебе, эмир неверных, — ты свободен, куда пойдёшь? — принимая надменный вид, спросил король.
— Как это свободен? — Тучный губернатор подскочил, точно мячик. — Как это он свободен?
— Да помолчи ты! — огрызнулся юноша. — Я спрашиваю, но это вовсе не значит, что я его отпускаю.
В точности смысла перепалки Ренольд разумеется, не понял, толмач перевёл ему только вопрос ас-Салиха.
— В земли латинян, — ответил князь.
— В какие? — продолжал любопытствовать турок. — Ведь в твоём княжестве правит другой!
— Земля большая, — пожал плечами рыцарь. — Чаю, у короля Бальдуэна сыщется для меня удел.
— Эта земля твоему королю не принадлежит, — вступил в разговор Гюмюштекин. — Она принадлежит правоверным! Тем, кто почитает заветы пророка Мухаммеда и живёт по законам Аллаха.
Переводчик засуетился, бросая короткие и испуганные взгляды то на ас-Салиха, то на губернатора.
— Замолчи ты! — цыкнул на советника отрок. — Я с ним говорю!
Всё же, прежде чем прозвучал окрик короля, толмач успел перевести часть фразы Гюмюштекина Ренольду.
— То-то в аль-Аксе Христу молятся, — ответил он с усмешкой.
— Мы вернём себе аль-Кудс! — воскликнул ас-Салих. — Прогоним курдского выскочку и возьмёмся за вас!
— Ты молод, король, — проговорил Ренольд. — А я уже нет, так что вряд ли увижу, как Иерусалим сменит крест на полумесяц.
Такой ответ пришёлся по душе наследнику Нур ед-Дина.
— Если я отпущу тебя и ты придёшь к своему господину, а господин твой даст тебе удел и рабов... — начал мальчик, с каждым заданным вопросом постепенно утрачивая вид могущественного правителя и делаясь похожим на того, кем был на самом деле, избалованного — проглядел аскет Нур ед-Дин — и любопытного, как все дети, отрока. Он продолжал: — Если у тебя будет много воинов и курд позовёт тебя воевать против меня, пойдёшь?
— Нет, — покачал головой Ренольд. — Не пойду.
— А если я позову тебя идти со мной против курда, тогда пойдёшь?
— И тогда не пойду.
— А если другой шейх или какой-нибудь эмир кафиров позовёт тебя воевать против меня?
— Тогда пойду, — не задумываясь ответил князь.
— А если
«Что, если ответить — не буду? — подумал Ренольд. — Кто же не давал таких клятв? И кто не нарушал их?»
— Не знаю, что и сказать тебе, король, — признался князь со вздохом. — Скажешь, чтоб я поклялся, поклянусь, но... Нет, не стану врать тебе. Мне было чуть за двадцать, когда я взял крест. Я не забыл, что означает обет пилигрима, нашившего на свой плащ знак воина Христова. Я пришёл на Восток, чтобы воевать против неверных, то есть против вас, против тебя и твоих сородичей...
Он сделал паузу, чтобы дать толмачу возможность перевести сказанное. Гюмюштекин засуетился, явно собираясь что-то сказать, но правитель Алеппо как бы случайно пихнул его носком сапога. Советник, точно пёс, ни за что ни про что получивший пинка, обиженно поднял голову и взглянул на господина.
— Скажу тебе вот что, король, — продолжал Ренольд. — Если бы был ты христианским владыкой, и соперник твой, Саладин, также, и ты позвал бы меня воевать против него — я пошёл бы...
— А если бы он позвал тебя идти на меня?
— Не пошёл бы.
— Почему?!
— Ты царствуешь в своём городе по праву, — ответил князь. — Он же изменил твоему отцу и тебе, своему господину.
— Мне твоя речь по нраву, — признался ас-Салих. — Вот ты сказал, что, если бы мы с тобой были одной веры, ты пошёл бы воевать за меня. Скажи, а служить бы мне ты пошёл?
Ренольд немного подумал и кивнул:
— Пошёл бы.
Наследник Нур ед-Дина хлопнул себя по коленкам и воскликнул:
— Так прими ислам! Я дам тебе землю. Целый город... два города! Три! Три богатых города!
— Спасибо. — Князь покачал головой. — Отец твой перед смертью говорил со мной, склонял сменить веру...
— И что же?
— Скажу тебе то же, что сказал ему.
— Надо понимать, ты отказываешься? Но почему?
— Я — христианин.
— Мне говорили, что ты ходил в набег на остров, где живут христиане. Ты убил там многих.
Ренольд удивился: откуда он узнал? Этого мальчика мать даже ещё и во чреве не носила, когда он, будучи князем Антиохии в союзе с тамплиерами и князем Киликии прошли огнём и мечом по христианскому Кипру.
— Грифоны — не христиане, — ответил рыцарь.
— А как же твой главный священник? — не унимался отрок. — Говорят, ты люто пытал его? Он что, тоже не христианин?
Вопрос поставил пленника в тупик. Безупречность детской логики ас-Салиха поражала: и верно, если те не христиане, да и другие тоже — то кто же тогда? Выходило, что большего радетеля веры Христовой, чем сам Ренольд, сразу и не сыскать. Впрочем, тут он являлся единственным, носившим крест, а значит, в любом случае лучшим христианином.