Франкский демон
Шрифт:
— Жаль только, что с войском не оказалось предводителя, — не без желчи посетовал граф. — Что вы скажете на это, милейший сеньор?
Похоже, Плибано заготовил ответы на все вопросы.
— О государь! — воскликнул он, воздевая руки к потолку. — Меня дезинформировали. Сказали, что вы сразились с неверными, а потом повернули обратно и уже находитесь на пути в столицу ваших богоспасаемых земель. Поэтому и я поскакал туда; отряд же мой тем временем стал лагерем. Я не велел им отступать до тех пор, пока не будут ясны дальнейшие планы вашего сиятельства, и, как видите, поступил разумно, поскольку посланный вами гонец заметил их и... В общем, произошло
«Скользкий мерзавец, как медуза, — с невольным уважение подумал Раймунд. — Вывернулся. Сквозь пальцы прошёл. Придётся в следующий раз посылать ему гонца со свидетелями, чтобы не отвертелся, а то ведь, чего доброго, заявит, что к нему вообще никто не приезжал. С такого станется!»
Ему ничего не оставалось, как только выслушать Плибано.
— Впредь запомните, мессир, что рыцарю в походе надлежит находиться со своей дружиной при сюзерене, — устало проговорил властитель Триполи, не преминув сделать упор на слове «рыцарь». — Ну что там у вас? Говорите, я слушаю.
Реакция пизанца озадачила графа.
— Даже и не знаю, как вам сказать, — замялся Плибано. — Я прямо боюсь и произнести...
— Что ещё?! — Неожиданности в последнее время редко радовали Раймунда. — Не хотите говорить, так ступайте себе! Придёте в другой раз!
— Нет-нет, ваше сиятельство! Не прогоняйте меня! — воскликнул сеньор Ботруна, складывая руки на груди, точно мусульманский вельможа.
— Да кто вас прогоняет?!
— Ради всего святого, не сердитесь, государь! — взмолился Плибано. — Я теперь точно знаю, кто стоит за смертью короля Аморика и сенешаля Милона де Планси. Как я и говорил, ваш несчастный Вестоносец был тут совершенно ни при чём.
— Что вы несёте, мессир? Король Аморик скончался от дизентерии.
— Вот взгляните сами, ваше сиятельство, — предложил пизанец, доставая из кошелька и протягивая Раймунду предназначенную для составления черновиков и снятия копий с документов вощёную пластинку, так называемую церу. — Прочтите...
Предерзкий шут ласточке Хвост опалил. Хохочет, Гордыней исполненный. Лопнет надутый бурдюк и Чёрным зловонным вином истечёт.— Ну и что? — спросил граф, побежав глазами строчки. — Откуда вы это взяли?
— Совершенно случайно удалось заполучить. Это копия, а саму записку прислали нашему покойному правителю после того, как он наказал тамплиеров в Сидоне. Всё сходится, его величество подпалил тамплиерам хвост... Мне, право, неудобно говорить, но... Покойный наш государь был несколько широковат станом, а его манера смеяться, признаться, многих шокировала. И, да простит меня ваше сиятельство, болезнь, от которой скончался король, как ни крути, благородной не назовёшь. Чего-чего, а зловония от неё хоть отбавляй.
Всё это так походило на правду, что граф не нашёл слов для возражения. Однако сюрпризы на этом не кончились.
— А вот ещё одна, — сказал пизанец.
На сей раз в руках Раймунда оказался пергамент.
Пускай один уйдёт, чтоб Дать дорогу двум. Запомни— Что это? — проговорил владыка Триполи. — С ласточкой мне уже вроде всё понятно, а кто коршун? И кто этот один, который уйдёт? Куда это он уйдёт?
Впрочем, точности ради, скажем, что графа куда более интересовали те двое, которым один должен дать дорогу. Вернее, не должен, а, как можно было догадаться, уже дал.
Времени на объяснения ушло довольно много, и прежде всего потому, что сеньор Ботруна очень стеснялся высказать догадку относительно того, кого неизвестный поэт в своём иносказательном пятистишии назвал коршуном. В конце концов Раймунд догадался сам. С тем, кто и кому, по мнению автора послания, должен был дать дорогу, также всё прояснилось, поскольку сенешалем на место Милона де Планси король Бальдуэн как раз на днях назначил своего недавно выкупленного из плена дядю, номинального графа Эдесского Жослена де Куртенэ. Регент не смог воспрепятствовать этому.
Поскольку относительно второго из двух граф и его посетитель так ни к какому мнению и не пришли, гадания на этом и закончились, однако вопросы остались.
— Первое письмо мне передали госпитальеры, — сказал пизанец. — А второе мои доверенные лица заполучили прямо из ларца, стоявшего в спальне дома благородной дамы Агнессы. Это обличает тайные связи матери короля с тамплиерами в делах, которые едва ли понравятся королю. Ясно, что и орден Храма, и семейство Куртенэ замешаны в убийстве короля Аморика и сеньора Трансиордании Милона де Планси.
— Теперь мне становятся понятными причины столь усилившегося влияния фламандца! — проговорил граф, качая головой. — Надо полагать, магистр Одо имеет основания испытывать благодарность к своему товарищу... — Пришедшая в голову мысль показалась регенту Иерусалима просто дикой. — Нет, никак не могу поверить в то, что они осмелились поднять руку на самого короля!
Раймунд покачал головой. Надо сказать у него имелись все основания не хотеть верить в то, что казалось Плибано очевидными фактами. И всё же... Аморик хотел распустить орден Храма, вернее, слить оба ордена в один и поставить его под командование одного человека. И уж конечно, человеком этим едва ли стал бы брат Одо. Между тем последний приходился младшим братом самому Годфруа де Сент-Омеру, ближайшему соратнику Юго де Пайена, одному из девяти основателей братства бедных рыцарей Христа. Что же получалось? Теперь никто, даже король, не в силах что-либо сделать с храмовниками? Не просто не в силах, подобные намерения могут весьма дорого обойтись даже монарху. Ничего себе открытие!
— Но... какая же связь между этими письмами? — спросил граф вассала, понимая, что пауза затягивается до неприличия. — Одно из них — угроза... да-да, угроза, и ничего больше! А другое? Оно больше похоже на руководство к действию, не так ли? К нему надо отнестись серьёзно... Хотя... Дама Агнесса и тамплиеры легко отопрутся, мы не сможем ничего доказать. Более того, попытка сделать это, имея на руках такие сомнительные улики, обернётся против нас.
— Сможем, ваше сиятельство! — победно воззрившись на сюзерена, воскликнул Плибано. — В подвале моего замка находится не кто иной, как сам Роберт Санг-Шо!