Франсуа Вийон
Шрифт:
Молодая жена и старый муж испокон веков предоставляли удобный материал для более или менее тонко над ними иронизировавших сатириков. Поскольку роды нередко заканчивались смертью роженицы, вдовцов было много. Их повторные браки хотя и забавляли публику, хотя и расшатывали социальные структуры, но, по существу, никого не удивляли. Однако, как полагает клирик-женоненавистник, разница в возрасте выставляет в смешном свете прежде всего мужа. Муж надеется обрести приятность и благоволение. А получает насмешку. Надо сказать, что в этом месте клирик ощущает некоторое замешательство: ведь должен же был прежний опыт чему-то научить старика. Не имея возможности списать опрометчивость на счет ослепления, автор «Пятнадцати радостей» злорадно перечисляет неприятные неожиданности, встречающие вдовца, остановившего свой выбор на молодой и красивой женщине. Оказывается, что по сравнению со вторым браком первый — просто пустяки! Женщина здесь даже выглядит достойной снисхождения — настолько глуп отважившийся на это безрассудное предприятие мужчина.
«Подумайте, как она, молодая, нежная, со сладким дыханием, может терпеть старика, который будет всю ночь кашлять, плеваться и жаловаться, который чихает и издает другие звуки. Хорошо еще, если она не порешает себя убить…
Ведь то, что будет делать один, окажется супротиву удовольствия другого. Рассудите же, насколько это разумно — ставить две противоположные вещи вместе…
Когда любезники видят красивую молодую девушку, вышедшую замуж за такого человека или за дурака, то они начинают ее подстерегать, так как думают, что она должна легче внять их доводам, чем другая, у которой муж молодой и проворный».
Не лучше обстоят дела и тогда, когда молодой человек женится на женщине в летах, например на вдове, имеющей кое-какое состояние, но в то же время имеющей и опыт управления мужьями.
«Раз он, молодой, рядом с ней, она становится ревнивой, так как сластолюбие и лакомство молодой плотью молодого человека делает ее прожорливой и ревнивой. И она всегда хотела бы держать его в руках…»
Кроме разницы в возрасте существует еще разница в социальном положении. Она вносит раздор во многие супружеские пары. Ведь мезальянс не является привилегией поддавшихся преступной страсти аристократов: в реальной жизни союз принца и пастушки встречается не часто. Мезальянс — это также порок многочисленных буржуазных браков. Порой служанке удается женить на себе старика хозяина. Или, например, молодой подмастерье женится на богатой вдове, счастливой оттого, что ей удалось застраховать себя от одиночества в обмен на то богатство, которым она обеспечила своего мужа. Мезальянс — это в такой же мере дитя любви, как и дитя жадности. Так или иначе, но приходит день, когда один из супругов начинает попрекать другого врученными ему благами.
В представлении женоненавистника-клирика, естественно, виноватой оказывается женщина, черпающая аргументы в своем богатстве, дабы притеснять всем ей обязанного мужа. Неимущий муж превращается в простого работника своей собственной жены. А его ухаживания отвергаются. Даже славный, хотя и наивный муж, которого некогда удачно нашли, чтобы выдать за него беременную дочь, и тот может быть уверен, что в один прекрасный день с ним тоже поступят нехорошо.
Приходит время, когда вышедшая замуж за неровню женщина призывает на помощь. В дело вмешиваются ее братья. Как, впрочем, и ее дружки. Рано или поздно она все равно идет к своим любезникам, которых находит в своей первоначальной среде. Подобные браки можно объяснить любовью и сложившимися обстоятельствами, но в конце концов они разрушаются из-за непоколебимости вкусов и социальных привычек. Женщина не изменится только оттого, что она вышла замуж.
«Случается, что жена оказывается более родовитой, чем он сам, или более молодой, а это две очень важные вещи, так как нельзя сильнее развратиться, как тогда, когда позволяют сковать себя оковами, коими является отвращение, преодолеваемое вопреки природе и разуму».
Примером непритязательной карикатуры на социальную необходимость, широко представленной в фаблио и соти, является союз богатого простолюдина с благородной дамой, выданной за него насильно. В буржуазном репертуаре плохая роль доставалась тут супругу, тогда как молодая и красивая девушка из хорошего рода молча сносила выходки того единственного мужа, которого смог раздобыть ей отец: мужа достаточно горбатого, достаточно жадного и вдобавок ревнивого. Если бы мезальянсы выпадали в удел лишь дворянским дочерям, то все было бы просто и мы имели бы здесь всего лишь определенный литературный тип. Однако следует учитывать, что в разделенном перегородками средневековом обществе все же существовали кое-какие социальные переходные мостки, и вот брак дочери как раз и был одним из таких мостков. И жертвами мезальянсов становились не только дочери баронов или советников Парламента, но на свой лад также и дочери менял или мясников.
Дать приданое за одной дочерью оказывалось гораздо легче, чем за шестерыми. Поэтому зажиточный буржуа без всяких угрызений совести отдавал младшую дочь зятю, согласному взять ее без приданого. А с другой стороны, безденежный обладатель высокого титула тоже не слишком копался, когда ему удавалось жениться на незнатной, но богатой наследнице. В написанном двумя веками раньше фаблио на это уже обращалось внимание:
Сквернит свой род барон иль граф,Простую девку в жены взяв.Неужто им и невдомек,Что честь менять на кошелекИ счет вести чужим деньгам -Не выгода, а сущий срам? [72]Не следует забывать и то, что у каждой медали есть оборотная сторона и что любая «прекрасная» партия, рассматриваемая как веха на пути социального восхождения, кем-то другим воспринимается как типичнейший мезальянс.
Ну а в тех случаях, когда речь шла лишь о забаве, мужчины к мелочам не придирались. Вельможи никогда не пренебрегали служанками и пастушками. И буржуа понимал, какая в этом может крыться опасность: что кто-нибудь из власть имущих вдруг пожелает его жену.
«Старайтесь не принимать участия в праздниках и танцах, устраиваемых слишком большими вельможами. Это вам совсем не подходит и не соответствует ни вашему положению, ни моему».
Одним словом, женатый человек чувствует себя как в осажденной крепости, причем даже и в тех случаях, когда он, подобно автору «Парижского домовода», давшего своей молодой жене этот совет, полностью ей доверяет, а она его доверие оправдывает. Дело в том, что женская солидарность устраивает вокруг супруга настоящий заговор, о котором рассказывали еще фаблио XIII века. Если супруга ветрена, то ей дает советы и обеспечивает алиби ее мать. А если она сварлива, то ее стенания лучше всякого эха разнесут кумушки. Женщины с удовольствием организовывают кампании поношения, чернящие репутации, а то и разрушающие целые состояния.
«Горничная уходит и говорит кумушкам, что мать их приглашает к себе. И кумушки приходят к матери домой и усаживаются у хорошо растопленного камина, если на дворе стоит зима, или на тростниковые стулья, если дело происходит летом.
А первое, с чего они начинают, это с питья, и пьют, что есть лучшего».
Так обсуждаются дела мужа. Хор женщин под управлением тещи походя превращает семейные невзгоды в заунывное перечисление преступлений. «Ах, он не стал есть тот паштет? Ах, какая жалость! Что же, несчастье совсем отбило у него аппетит? Ну и ладно, поправится сам, если Богу будет угодно!» Что бы он ни делал, над ним за его спиной постоянно насмехаются. Безмерно рада и челядь поучаствовать в злословии и дать те показания, которые от нее желают услышать. И вот уже сложилось единодушное мнение всего квартала: жене приходится и дом в порядке содержать, и детей воспитывать, а муж у нее настоящий трутень.
«Государь, говорит кормилица, вы себе не представляете, как трудно приходится госпоже, как тяжело нам прокормить семью.
Честное слово, говорит горничная, вам должно быть стыдно, что, когда вы приходите с улицы и весь дом должен был бы радоваться вашему приходу, вы только и делаете, что шумите!»
Вся семья настроена против него. Притесняемый со всех сторон несчастный муж видит, что ему ничего не удастся добиться, и он, весь промерзший, голодный, идет спать, не поужинав и не зажигая огня. И тут дети начинают кричать. Хозяйка и кормилица договариваются между собой их не успокаивать. Ночь отца семейства испорчена. Чего и добивались.