Франсуаза, или Путь к леднику
Шрифт:
Адмиралову показалось, что Макс что-то скрывает.
– Минуточку, - сказал Адмиралов.
– Но зачем такой сложный путь? Через курсы против курения... А прямо нельзя?
– Ты что! Она бы не пошла.
– А в чем лечение заключается?
– Да нет никакого лечения. И не лечение это, а психологическая помощь, это же разные вещи. Пока до этого еще не дошло, чтобы лечить. Пока феномен изучается только.
Адмиралову это что-то напомнило.
– А не собирается ли Фурин выступить с докладом на конференции?
– Типа того, - сказал Макс.
Тут появился некто и громким голосом обратился к сидящим за столиками, - он попросил покинуть здание, потому что все здешние службы закрываются. Сказав это, немедленно удалился.
– Бомба, наверное, -
Народ не спешил расходиться.
– Стоп. Я правильно понимаю? Значит так. Люба, будучи твоей женой, страдает страхом патологической ревности...
– ...хотя я не даю ей никакого повода!
– быстро вставил Максим.
– ...и этот феномен страха патологической ревности изучает психотерапевт Фурин, для чего он пользует Любу на курсах коллективной терапии против курения?
– Ну, ты выбирай выражения, «пользует»! Это по-другому называется. А в целом, верно. Фурин хотел с нами в Гималаи, чтобы за Любой присматривать, наблюдать, но не смог. Так что у нас всего один психотерапевт будет.
– Это кто еще?
– Крачун, естественно.
– Крачун?
– Ты разве не знал? Я думал, это ты его уговорил.
– Крачуна? С нами в Индию?
– Он попросился - я думал, это ты ему сказал. Так вот оно что! Теперь понимаю. Он узнал, что мы в Индию едем и что вашим отношениям будет положен конец, и захотел поближе быть - к вам с Франсуазой.
– Я тебе не говорил, что ее зовут Франсуаза.
– Ну, значит, мне приснилось. Перестань, шила в мешке не утаишь, не парься. Мне нет никакого дела до ваших с ней отношений. А вчетвером будет проще, дешевле будет машину нанять. Я рад, что с нами Крачун. Много лет его знаю. Смотри-ка, расходятся все.
Действительно, расходились.
Допив пиво, Макс и Адмиралов пошли в сторону эскалатора. Народ по этажу брел нога за ногу, не торопясь, нехотя. То, что поступил о бомбе сигнал, все уже знали. Вот и голос по радио, наконец, передал бодро-торжественным тоном, что всем необходимо удалиться за пределы здания, не предаваясь панике. А никто и не предавался. Конечно, одна из ложных тревог, не более того. Но кто их там разберет, какие из них ложные.
На выходе не торопили. Всех выпускали и никого не впускали. Кто-то из невпускаемых возмущался порядками, он очень хотел войти внутрь здания, чтобы купить дезодорант. Макс увидел у входа антитеррориста с умной собакой. Ему собака не понравилась. Умом.
– Подожди, я переложу тут.
Он перекладывал какие-то конверты из одного отделения сумки в другое, - то другое застегивалось на молнию.
– На почту собрался?
Макс не ответил.
– Надеюсь, v тебя там не гексоген?
– Нет. Другое. Если что, держись от меня в стороне.
Однако мимо умной собаки прошли беспрепятственно. Макс на улице закурил. Адмиралов от курения воздержался.
– Ничего не хочешь сказать?
– Видишь ли, эти конверты я беру в Индию. В них не письма, не гексоген. В них - прах. Прах человеческий. Подожди, дай покурить. Надо с мыслями собраться. Не знаю, как объяснить. Потом объясню.
32
Не то, что бы у Динары Васильевны была слабость к ножам; но их наличие в доме, считала она, возлагает на владелицу ножей определенную ответственность. И прежде всего за остроту лезвий.
Было бы по-другому, ей бы не случилось встретиться во вторник вечером с Федей и узнать от него убийственную новость. Но прежде, чем Федино известие (это будет чуть позже в кафе) потрясет Динару Васильевну, ей придется еще изумиться простым обстоятельствам непреднамеренной встречи. «Знаешь, сказала, если бы мы в бане повстречались, я бы, наверное, меньше удивилась».
На самом деле, ничего особенного. Встретились они на рынке - у окошечка киоска «Работа с металлом». Федя пришел сюда за дубликатом ключа от своей однокомнатной квартиры, а Дина принесла ножи на заточку.
Получив два ключа, Федя сравнивал их у окошечка - дубликат с оригиналом. Дина разворачивала ножи, произнося сентенцию о гипотетической встрече в бане.
Шевельнув усами, мастер из нутра киоска вежливо обратился к Дине:
– Давно не было вас, - (он один выполнял все работы с металлоизделиями).
– Хорошо заточил значит.
– О, да, спасибо, очень хорошо, - сказала Дина и улыбнулась ему в окошечко.
На сей раз она привезла ни много ни мало семь.
– Все в природе тупится, - точильщик сказал.
– Без заточки нельзя.
Федя спрятал ключи в карман.
– Комплект метателя ножей?
– спросил весело.
– Обыкновенный, кухонный, - ответила Дина.
– А этот для чего? Масло намазывать?
– А этот нож, Федя, твой отец хочет взять в Гималаи.
– Ну это ты зря, Дина. Мой папаня с таким ножом не удержится, пойдет на снежного леопарда, а ведь они в «Красную книгу» занесены.
– Хорош острить, - ответила Дина, отдавая ножи точильщику.
Когда-то Дина точила ножи сама. Адмиралов ей не мешал, даже не заговаривал с ней в минуты точения, знал, что заточка доставляет жене удовольствие. Точильный камень, которым пользовалась Дина, прежде принадлежал покойному дяде Вите, брату отца. Строго говоря, согласно устному определению отца Дины точильный камень должен был быть унаследован будущим по факту супругом Дины (то есть, как ни крути, нынешним Адмираловым) - причем в качестве приложения к охотничьему ножу, с которым покойный Виктор Аркадиевич, гласило предание, ходил на кабана. Вряд ли на кабана, - убойные возможности «холодного», как говорили, «оружия» были явно преувеличены, даже удостоверения на право владения этим ножом не требовалось (в ту же Индию его можно было везти со спокойной совестью и без декларации, но, конечно, в багаже, а не с ручной кладью). Как бы то ни было, на дядин охотничий нож Дина не претендовала, а что до точильного камня, она сразу же посчитала его своим, сказав Адмиралову: «Тебе не надо». В то время у нее был югославский кухонный набор, изготовленный еще до распада Социалистической Федеративной Республики Югославии. На этих ножах Дина обрела первый опыт заточки. Удачный опыт, даже очень удачный. И все равно отчего-то она оставалась недовольна собой, - возможно, в силу (так думал Адмиралов) «завышенных требований к собственной персоне». Кроме того югославские ножи со временем разочаровали Дину: они были с деревянными рукоятями, под которые попадало мясо да и не только, - мыть их мука была. Тогда Дина, вняв рекламе (в чем бы никогда себе не созналась), приобрела кухонный набор немецких ножей, цельнометаллических, - мыть их было одно удовольствие. А также точить. Адмиралову эти ножи напоминали медицинские инструменты, но своими побочными ассоциациями он Дину не тревожил и сам на них не зацикливался. Его смущало другое. Он вообще не понимал, зачем так много ножей в доме - и для сыра, и для рыбы, и для мяса, и для хлеба, и для еще немало чего, - конечно, это не мужское дело вмешиваться в кухонные дела жены, он и не вмешивался, хотя ему часто доставалось за то, что он пользуется не тем ножом и не способен усвоить отдельных ножей назначение. И этого тоже не мог понять Адмиралов: зачем его, взрослого человека, воспитывать? Все, что усвоено, то и усвоено, - не мудрее ли воспринимать мужа, как данность? Сам он никогда не предпринимал попыток перевоспитывать Дину. Во всяком случае, он так считал.
Возможно, из-за тех же «завышенных требований к собственной персоне» Дина однажды посчитала, что заточкой ножей должен заниматься профессионал, а не самоучка-любитель вроде нее. В прошлом году такой профессионал обнаружился на рынке - в торце главного павильона. Примерно раз в три месяца Дина по дороге с работы завозила сюда ножи. Прямо у нее на глазах осуществлялось неторопливое точение на стареньком электроприводном станке с абразивным крутом. Дина, при всем ее прогрессизме, испытывала уважение к старой технике и тем более к людям, которые на ней работают. Она могла бы сэкономить несколько минут и успеть, пока ножи точатся, купить, допустим, мороженой рыбы, но ей нравилось наблюдать за искрометной работой усатого точильщика.