Франсуаза Саган
Шрифт:
— Слушай, у тебя на шее чернила…
Вероника сидела за Франсуазой и заметила у нее на шее пятно от шариковой ручки, которое, без сомнения, не укрылось бы от бдительного ока мадемуазель Нурри.
— Какая разница, — ответила Франсуаза.
Вероника Кампьон, дочь промышленника из Бетюна, родного города Пьера Куарэ, была потрясена беспечностью одноклассницы. Они обменялись заговорщицкими улыбками, и с тех пор началась дружба на долгие годы.
Образ подруги-одноклассницы, поверенной всех ее тайн, тесно связан с моментом триумфального вступления Франсуазы в литературу. Была еще одна посвященная — Флоранс Мальро. К трио иногда присоединялся Бруно Морель, с которым Франсуаза подружилась во время войны, когда жила в Сен-Марселене. Все вместе они часто сидели в кафе «Бриар» на площади Клиши. Оттуда он ехал в Сен-Жермен-де-Пре на 95-м автобусе,
Компания часто собиралась у Франсуазы: слушали джаз, пили виски, курили «Честерфилд». «Мне не очень нравится эта девушка, — говорила мадам Кампьон своей дочери. — Она слишком развязная». Это не мешало Веронике делать то, что ей заблагорассудится, и продолжать веселиться от души в обществе Франсуазы…
По воскресеньям Пьер Куарэ обычно отправлялся с дочерью в ресторан. «Я часто ходила с ними, — говорит Соланж Пинтон. — В основном в Латинский квартал. Эти выходы были для меня настоящим бальзамом на сердце, потому что в остальное время я чувствовала себя узницей». Говоря о школе «Мэнтенон», Франсуаза заметила: «Там я открыла силу слабости». Она рассказывает о том, как ей удавалось перехитрить классную наставницу:
«Я ненавидела ходить зимой в бассейн “Молитор”, который был расположен совсем близко. Там была жавелевая вода. Я говорила, что жавелевая вода плохо на меня действует, и делала вид, что падаю в обморок.
Всегда находилась девочка, которая кричала: “Мадемуазель, мадемуазель, Франсуазе Куарэ плохо! Она не выносит жавелевую воду”. “О, Господи! Господи! — бормотала наставница, — ей нужен свежий воздух”. И оп! Можно было наслаждаться свободой — купание длилось час, — пить мартини в соседнем кафе с таким чувством, будто ты выпиваешь сильный яд!»
Надо сказать, что Франсуаза удивляла своих друзей, осушая стаканы виски в возрасте, когда ее родители пьянели от капли алкоголя. «Она хотела казаться значительной, — считает Соланж Пинтон. — Прятала в комнате бутылки “Скотча”, чтобы пить тайком». Она постигала магию алкоголя, как Сесиль, героиня «Здравствуй, грусть!», которая произносит с иронией: «…Если ты пьян, можешь говорить правду — никто не поверит» [90] .
Для Кики алкоголь был связан с ощущением причастности миру взрослых. Ей казалось, что так она входит в их вселенную, становится им равной. Отсюда, наверное, неприязнь Сесили к «студентам университета, грубым, поглощенным собой и еще более того собственной молодостью», и интерес к сорокалетним мужчинам, «с умиленной галантностью» и сквозившей в обхождении «нежностью одновременно отца и любовника» [91] . На самом деле Франсуаза общалась с молодыми людьми двадцати пяти — тридцати лет, парнями из компании гренобльцев или приятелями ее брата Жака, неисправимого гуляки.
90
«Здравствуй, грусть!», пер. Ю. Яхниной.
91
Там же.
Одним из излюбленных мест встречи был ресторан в фольклорном стиле на углу улиц Жакоб и Сен-Бенуа под вывеской «Ассасэн» [92] . На первом и втором этажах кутила молодежь, певшая хором песни караульных солдат. За столами размещалось от четырех до шести человек; разговаривали громко, сопровождая речь бурной жестикуляцией. Пили, смеялись, кричали во все горло. Утоляли голод стряпней, приготовленной Жерменой. Кувшинчики красного вина согревали сердца и будили воображение. В этой сутолоке что-то пытался исполнить гитарист. Туда часто приходили неизвестные авторы-исполнители, свободные поэты, создававшие там свой репертуар, как Лео Ферре в начале своей карьеры.
92
Assasins — убийцы.
Собирались также в Сен-Жермен-де-Пре на перекрестке Мабиллон, на террасе «Рюмери Мартиникэз». Танцевать ходили в клуб «Сен-Жермен», погребок, приспособленный под дискотеку Жан-Клодом Мерлем, или в «Кентукки».
Чем безумнее, тем смешнее, — казалось, такой девиз был у Жака Куарэ, который всегда был рад новоприбывшим, особенно обольстительным девушкам. Его близость с сестрой, граничившая
93
Francoise Sagan» par Gerard Mourgue (Editions Universitaires, 1958).
Благодаря своей репутации Франсуазе Саган вольготно жилось этой разгульной жизнью, которую обычно называют «артистической».
«Я не могу не быть признательной этому милому, немного примитивному образу, который отражает мои бесспорные слабости: любовь к скорости, морю, ночному бодрствованию, всему, что ослепительно ярко или черно, что нас губит и тем самым помогает понять, кто мы есть на самом деле. Ибо, лишь показав крайности своего “я” со всеми его противоречиями, симпатиями, антипатиями, приступами ярости, можно понять самый краешек — вы же видите, я говорю, лишь самый краешек, — того, что называется жизнью, по крайней мере, моей жизнью…» [94]
94
«Душа, покрытая синяками», пер. Н. Комина.
Чтобы избежать суда общественного мнения, ей оставалось только одно — делать то, чего она хочет, а она хотела праздника. «Меня всегда соблазняла перспектива прожигать жизнь, пить, оглушить себя» [95] . Требовательная, желающая всего и сразу, Франсуаза обладает несгибаемой волей. Она нуждается во внешнем действии, чтобы быть внутренне спокойной. Боясь скуки, как чумы, она принадлежит к той благородной расе непосед, которые верят в случай, и, конечно, вполне способна ощущать себя счастливой, даже если это счастье не могло стать сюжетом для романа.
95
Там же.
Франсуаза и ее отец
«Я в “Уазо” [96] и весело щебечу», — жизнерадостно сообщает она своему другу Бруно Морелю из обители «Уазо», на улице Понтьё, престижной религиозной школы для девочек из буржуазных семей. Несколько месяцев спустя ее выставят за «бездуховность». Франсуаза никак не могла вписаться в рамки традиционного образования, требовавшие подчинения жесткому своду правил, ее восприятие мира совершенно не соответствовало той строгой системе воспитания, которой придерживались подобные школы.
96
«Oiseaux» — название учебного заведения означает по фр. «птицы».
Она плохо переносила эту регламентированную школьную жизнь и постоянно стремилась улизнуть. В прошлом году Кики была столь же озорной пансионеркой в «Сакре-Кер-де-Буа-Флери» в Тронше, пригороде Гренобля. Еще раньше она, поправляя здоровье, провела четверть в колледже «Клартэ», расположенном в горах, в Вийар-де-Ланс, на горно-лыжном курорте в двадцати километрах от Сен-Марселена. Ее отец, несмотря на занятость, приезжал к ней каждую неделю и радовался ее свежести и здоровому румянцу.
Их близость не нуждалась в выражении, они просто чувствовали единение, независимо от степени высказанности каждым своих душевных тайн. Пьер Куарэ проведет десять лет в Сен-Марселене и только после внезапного исчезновения Анри де Реми 6 сентября 1949 года, что неблагоприятно скажется на его карьере в Генеральной энергетической компании, уедет в начале 1950 года в Париж. В это десятилетие, несмотря на черные годы оккупации, он нашел веселого застольного приятеля в лице Рене Гутэна, хозяина «Отель де Франс», известного замечательной кухней. Городских знаменитостей, например, аптекаря и антерпренера, он имел обыкновение разыгрывать, и самые замечательные из этих розыгрышей не раз привлекали к себе внимание историков этой эпохи.