Франсуаза Саган
Шрифт:
Но в момент выхода «Здравствуй, грусть!» пресса нуждается в ориентирах, чтобы высказать свое мнение. Кстати, нечто подобное предвидел месье Кальве, преподаватель словесности в школе «Гаттемер». Его коллега, которая вела уроки математики, высказала в радиопередаче [177] свое отношение к лучшей ученице: «Пропустите ее к доске почета, прошу, она отмечена свыше, я в этом уверена. Она станет новой Колетт».
И та и другая рано написали свои первые романы, и многими чертами (например, любовь к природе и животным, тонкий писательский дар, независимость мысли) писательницы походили друг на друга. Однако Франсуаза Саган очень далека от Колетт с ее пышным стилем, который перестает быть вычурным лишь в угоду точности. «Ее первая книга повергла критиков в недоумение и заставила их признать, что ее выгодно отличает родство с автором “Клодины”, — замечает Жорж Гурдэн [178] . — Однако ничего подобного нет… В противоположность Колетт, она не распахивает ставни в спальне, где дремлют, обнявшись, любовники, чтобы впустить в комнату солнечный свет, ветер, ароматы сада, запахи соседнего леса».
177
«Grand Format»
178
«Le Cas Francoise Sagan» (Editions du Cerf, 1958).
Романы Франсуазы Саган призваны выразить то, что нас действительно трогает. И если уж устанавливать литературные параллели, то скорее в голову придет Альфред де Мюссе [179] . Их объединяет общность сознания и удивительное стилистическое сходство. В предисловии к переписке Жорж Санд [180] и Альфреда Мюссе [181] Франсуаза говорит о своем отношении к поэту:
«Я в тысячу раз больше люблю изменчивого, беспокойного, сумасшедшего, бесшабашного, пьяного, яростного, все преувеличивающего, инфантильного, отчаявшегося Мюссе, чем мудрую, предприимчивую, добрую, сердечную, милосердную и старательную Санд. Я отдала бы все ее произведения за одну его пьесу: в Мюссе есть какая-то благодать, безнадежность, легкость, порыв, непринужденность, которые меня будут восхищать всегда в тысячу раз больше, чем ум, рассудочность и мирная поэтика Санд…»
179
Мюссе Альфред де (1810–1957) — фр. поэт-романтик; меланхолия и пессимизм в цикле «Ночи», более риторичном по сравнению с ранними («Испанские и итальянские песни»). Автор психологического романа «Исповедь сына века», где отразились его любовные взаимоотношения с Жорж Санд, пьесы «С любовью не шутят».
180
Санд Жорж (Аврора Армандина Люсиль Дюпен, баронесса Дюдевант) (1804–1876) — фр. писательница, родственница маршала де Сакса, воспитывалась в парижском монастыре, вышла замуж за барона Дюдеванта и родила двоих детей. Своим псевдонимом обязана Жюлю Сандо, в сотрудничестве с ним она начала печататься («Роз и Бланш»), затем стала известна как автор романов «Индиана», «Лелия», «Мопра», «Консуэло». Возлюбленная Мюссе, с ним она посетила Венецию, подруга Листа, затем Шопена. Основательница журналов «Ревю индепендан», «Ревю сосиаль». От романтической сентиментальности обратилась к социальному гуманизму, потом нашла себя в мирной сельской жизни и вновь вернулась к романтическим устремлениям. Также автор пьес и автобиографической прозы («История моей жизни»). Написала ответ на «Исповедь сына века» Мюссе — «Он и она». Ее стиль отличается гармоничностью, легкостью и искренностью
181
«Sand et Musset, Lettres d’amour present'ees par Francoise Sagan» (Hermann, 1985).
Однако образ «доброй дамы из Ногана» перекликается в чем-то с ее собственным, и это сходство позволило ее друзьям, приезжавшим к ней в Нормандию, звать ее «доброй дамой из Онфлера», а ей писать о Жорж Санд по отношению к Мюссе: «Она страдала от любви, она страдала от дружбы, она страдала от уважения, она страдала от всего, что я люблю и чем восхищаюсь, а он страдал от того, чего я боюсь и презираю, но иногда ощущаю» [182] .
Их болезненные отношения нашли отражение в романах Саган: время неумолимо, и чувства персонажей ослабевают. Возьмем, к примеру, ее третий роман «Через месяц, через год», название которого позаимствовано из «Береники» Расина: «Что будет с нами через месяц, через год, коль за морями жизнь без вас полна невзгод…» [183] Случай, желание, амбиции, жалость заставляют двигаться этих несчастных марионеток. На вечере у Малиграсов Жозе, стоящая рядом с Бернаром, смотрит на Жака: «Однажды вы его разлюбите, — тихо произнес он, — и я вас тоже наверняка разлюблю. Мы вновь будем одиноки, и все будет, как прежде. Позади останется еще год.
182
Ibid.
183
Расин. Береника, III акт, II сцена.
— Я знаю, — сказала она.
Она украдкой нашла его руку и сжала, не поворачивая к нему головы.
— Жозе, — сказал он, — это невыносимо. В чем мы все провинились?.. Что с нами произошло?.. Что все это значит?
— Не стоит задумываться об этом, — нежно произнесла она, — иначе можно сойти с ума» [184] .
Такова безнадежная, но не жалостливая философия этих «детей века». Персонажи Жорж Санд и Мюссе создавали много шума и проклинали богов; герои Саган констатируют без горечи, не стараясь защититься, неизбежность Времени. Этот вечер у Малиграсов напоминает утро князя Германта в «Обретенном времени» Марселя Пруста. Франсуаза Саган часто бывает на разных вечеринках и умеет наблюдать. Будь то генеральная репетиция или модный коктейль — от нее не ускользает ничего. В том числе на коктейле, данном Рене Жюйаром и совпавшем по времени с первыми неделями ее успеха. Жорж Бельмон запомнил, как она с отсутствующим выражением вглядывалась в проходивших мимо:
184
«Через месяц, через год», пер. Т. Ворсановой; эпиграф взят из «Макбета» (акт II) У. Шекспира: «Не стоит задумываться над этим, иначе можно сойти с ума», роман посвящен Ги Шеллеру.
«Она обладала непринужденной скромностью, и ее глаза не теряли ничего, ни одной крошки от спектакля. Иронию она принимала за иронию, насмешку за насмешку. Но, Господи! Уже! Уже она была одинока! Одинока оттого, что на нее смотрели не так, как ей хотелось. Одинока оттого, что не могла дать этим людям право себя судить» [185] . Но иногда ей случалось встретить незнакомца, с которым ей хотелось дружить. Так, в «Галлимаре» в конце сентября 1955 года она заметила молодого американского студента Гальвэя Киннеля. Живя в Париже в течение полутора месяцев, будущий лауреат поэтической премии Пулитцера [186] получал стипендию и работал над переводом Франсуа Вийона [187] :
185
«Arts». 15–21 сентября. 1955.
186
Пулитцер Жозеф (1847–1911) — амер. журналист, венгр по происхождению. Создатель газеты «Ивнинг ворд», школы журналистики и учредитель двенадцати литературных премий, которые носят его имя и присуждаются с 1918 года ежегодно административным советом Колумбийского университета.
187
Вийон Франсуа (1431 — после 1463) — фр. поэт, автор основанных на автобиографическом материале поэм «Малое завещание» и «Большое завещание», которые посвящены жизни парижских низов, пронизаны мотивом смерти в сочетании с гедонизмом. По словам Ж. Бедье, он «обновил и затронул все темы французской лирической поэзии».
«Меня попросил сопровождать его к Галлимару мой друг, французский журналист. Там была вечеринка на открытом воздухе по случаю приезда Уильяма Фолкнера. Перед буфетами толпились сотни приглашенных. Там была вся литературная элита Франции. Альбер Камю, которому я немного помог в качестве переводчика во время его разговора с Фолкнером, был несколько смущен и сказал, перефразируя его “Реквием по монахине”: “Я фермер, я не интеллектуал”. В этой толпе Франсуаза олицетворяла неожиданную свежесть. В ней была чистота, которая сразу же произвела на меня сильное впечатление. Когда я заговорил с ней, я не знал, что это новый Радиге, которого только что открыла Америка.
Мы тут же почувствовали внутреннюю общность. Франсуаза попросила меня позвонить ей в день, когда она предполагала закончить свой новый роман [188] . Это был ответ профессионала, и это особенно меня поразило. Потом она пригласила меня поехать в Сен-Тропе в ее “ягуаре”. Так как я не мог отправиться немедленно, мне пришлось присоединиться к компании позднее. До Лазурного Берега я добирался автостопом».
Для молодого Гальвэя встреча с Франсуазой Саган повлекла большие изменения в жизни. Он родился в Новой Англии, получил суровое пуританское воспитание, живет в Париже в крохотной комнате и вынужден экономить на всем. И вдруг оказывается в среде беззаботных и жизнерадостных людей, где благодаря доброй фее Франсуазе невозможное обретает все более отчетливые горизонты. «Франсуаза царила в этой компании. Ее личная свобода стала нашей. Было достаточно, чтобы она сказала: “Вечером мы едем в Швейцарию или в Италию”, чтобы мы собрались и отправились. Для меня, человека, вышедшего из среды, где придерживались суровых нравов, это было просто поразительно. Все это на меня очень сильно повлияло, и тогда у меня открылся дар понимать многие вещи».
188
В своем пятом романе «Волшебные облака» Франсуаза использовала имя Киннеля. Брандон и Ева Киннель посещают Жозе и Алана, персонажей «Через месяц, через год».
Гальвэй Киннель с простодушием смотрит на всех этих юношей и девушек, которые так нетерпеливо рвутся жить. Время принадлежит им. Сен-Тропе оглашен смехом поколения, которое пытается забыть о пустоте существования. Франсуаза Саган олицетворяет страсть этих детей века, опьяняющих себя до глухоты, до головокружения. В тот же год хрупкая и блистательная Брижит Бардо стала легендой благодаря фильму «И Бог создал женщину…», первые кадры которого были сняты на пляже бухты Канебьер.
На пляже «Салин», рядом с судоверфью, Франсуаза случайно встретилась со страстной Джульеттой, дикаркой из фильма Роже Вадима. Романистка и актриса выгуливали там своих собак. Первая — немецкую овчарку по кличке Попов, вторая — Клоуна, черного кокера. Молодые дамы поприветствовали друг друга и обменялись несколькими фразами. «Она весьма сдержанна и какие у нее красивые волосы!» — скажет Франсуаза. Брижит прочла «Здравствуй, грусть!» и отметила выдающийся ум автора, ее впечатление было таким: «Она вся в завитушках, даже ее мысли».
Несмотря на эту взаимную симпатию, они так и не сойдутся. Ни Франсуаза, ни Брижит не испытывали желания поддерживать более тесные отношения. Они встречались иногда у общих знакомых, но никогда не стремились видеться чаще. Случай несколько раз сводил их в Сен-Тропе или Париже. Тем не менее Брижит Бардо пригласила Франсуазу Саган на свое сорокалетие, отмечавшееся в клубе «55», на пляже «Пампелон», где впервые летом 1964 года родилась мода обнажать грудь. Десять лет спустя скандальный пляж вновь обрел покой. Мир тогда жаждал экзотики. Это десятилетие было временем далеких путешествий, интереса ко всему азиатскому.
Кинозвезда, только что простившаяся со съемочной площадкой, собрала в этот день своих друзей по Сен-Тропе. Были приглашены Пиколетта, бывшая жена Пьера Брассёра, владевшего в Гассене модным рестораном «О катр ван», архитекторы Клод Шовен и Роже Геррера, художник Винсент Ру, Франсуа Гуглиетто. Франсуазу Саган сопровождал ее второй муж Боб Вестхоф, с которым она только что развелась, но еще не успела окончательно разойтись, и подруга Франсуаза Жанмэр. Сияющая Брижит Бардо появилась в обществе Лорена Верже, своего тогдашнего шевалье. Сорок погасших свечей именинного торта символизировали погасший свет рампы и софитов феноменальной артистической карьеры.