Фрау Волле и аромат шоколада
Шрифт:
– Только если окажется инопланетянкой-супермоделью.
– Это вряд ли, – вздохнул Мориц.
И я тоже так считала.
Наконец мы услышали, как звякнули мамины ключи, и, словно по команде, раскрыли тетрадки.
Неудача
– Дети, я дома! – крикнула с порога мама. –
Мама распахнула дверь детской. Щёки её пылали, глаза блестели. Мы уткнулись в тетрадки.
– Ну-ка догадайтесь, кто сейчас к нам придёт? – прощебетала мама.
Мы сразу поняли: надвигается катастрофа.
– Няня, – прошептал Мориц.
– Верно, – рассмеялась мама. – Вот увидите: она вам понравится.
– А имя у неё есть? – спросила я.
– Естественно! Но пока я вам не скажу. Пусть будет сюрприз. Я вас позову, когда она придёт.
Из нашего окна был виден кусочек улицы. Мы прижались носами к стеклу. Фрау Тоцци, которая жила в Ястребином переулке, выгуливала свою жирную таксу. Вот она подошла к нашей двери. Мы с Морицем затаили дыхание.
– Уходи. Пожалуйста, иди дальше! – прошептала я.
Пёс задрал лапу и пописал на фонарный столб. Фрау Тоцци потянула его за собой.
– Уф, пронесло, – сказал Мориц.
Потом мы увидели Зое Зоденкамп. Они с мамой садились в машину. Зое подняла голову и махнула нам, а мы помахали ей в ответ. Следующим из-за поворота показался господин Полинг, бывший хозяин обувного магазина на Ратушной площади. Сегодня на нём была светлая соломенная шляпа. Он ходил, немного подволакивая левую ногу, и брызгал слюной, когда говорил, поэтому мы старались обходить его стороной.
Тут как раз фрау Веренбольд выкатила на край тротуара свой мусорный контейнер. Господин Полинг попытался завести с ней беседу, но она не остановилась. Лишь махнула рукой, словно отгоняя надоедливых мух, и покачала головой. А потом дверь за ней захлопнулась.
После этого долго ничего не происходило. Катастрофа не спешила.
Мориц снова уселся за стол.
– Сделаю пока домашку, – пробормотал он и выудил из портфеля учебник по математике.
Я плюхнулась на кровать и приготовилась к худшему. Вот если бы папа был здесь, нам бы никакая няня не понадобилась!
– Детям надо доверять, – сказал он с улыбкой в тот день, когда я забралась на каштан.
Под деревом, разинув рот, стояла фрау Шнемилх, смотрела на меня во все глаза и повторяла:
– Надо же что-то делать! Надо вызвать пожарных!
Это случилось на дне рождения Себастиана Шнемилха. Мы играли в «холодно – горячо», и мне достался утешительный приз – какой-то дурацкий ластик. Поэтому, когда стали играть в прятки, я решила взять реванш. У того дерева была шероховатая кора и полным-полно сучков и веток, так что взобраться на него оказалось парой пустяков. Сверху мне видно было полгорода. Я уселась, прислонившись спиной к толстой ветке. Лицо обдувал прохладный ветерок. Подо мной было голубиное гнездо. Голубица сидела
Себастиан и другие дети проискали меня битый час.
– Мерле, Мерле, где ты? – звали они.
А я не отвечала. Постепенно голоса стали звучать всё тише.
Здорово было сидеть так высоко-высоко над миром и знать: первый приз у тебя в кармане! Тебя никогда не найдут.
В конце концов фрау Шнемилх позвала на помощь папу.
– Мерле, детка, пискни разочек! – окликнул он меня.
Это были папины волшебные слова.
В ответ я загукала словно голубь, только погромче. И папа сразу меня нашёл.
– Ах, что же делать? Ребёнок может шею сломать! Надо немедленно вызывать пожарных! – запричитала фрау Шнемилх, всплеснув руками.
Но папу её слова только насмешили.
– Детям надо доверять, – сказал он, улыбаясь, а потом сделал строгое лицо и рявкнул: – Живо слезай, Мерле Нойман, поняла?
Нет, будь папа с нами, о няне и речи бы не шло, это точно.
Таинственные глаза
Ясное дело, мы проморгали тот момент, когда она появилась на нашей улице.
Мы вздрогнули от маминого крика, когда она позвала нас:
– Мерле, Мориц! Подойдите сюда, пожалуйста.
Я останавливалась на каждой ступеньке. Мориц, словно улитка, полз за мной следом.
Мама стояла в дверях кухни. Она махнула нам, приглашая войти.
– Ну же, идите сюда!
Я почувствовала, как сердце ушло в пятки. Замерла, схватила Морица за плечи и, прежде чем войти в кухню, выставила его перед собой как щит.
Гостья сидела за большим кухонным столом на папином стуле. Держа ложечку костлявой рукой, она размешивала сахар в чае.
У неё были тонкие губы, зелёные, как трава, глаза, а на кончике носа – очки в тонкой золотой оправе.
С краю к столу была прислонена чёрная трость с серебряной ручкой.
Мы всё могли предположить, но только не это.
Её-то мы знали.
И сразу поняли, кто она.
Владелица того самого чёрного магазина, в котором исчезали дети. Она жила в Ястребином переулке. Звали её Гезина Волькенштайн.
Я услышала, как Мориц тихонько застонал.
Глаза Гезины Волькенштайн изменили цвет. Они внезапно потемнели и сделались чёрными. Голос у неё был хриплым и строгим:
– Мориц, помнишь, что сказал осёл, когда пришёл на мельницу? Тебя ведь Мориц зовут, верно?
«Что за дурацкий вопрос?» – подумала я.
Но Мориц не мог вымолвить ни слова.
– Ну, Мерле, ты-то, конечно, должна знать, что сказал осёл!
– «Иа-иа», – ответила я.
Гезина Волькенштайн и мама рассмеялись. Это был неприятный смех, в нём звучала издёвка. Гезина Волькенштайн явно потешалась над нами. Но только мама поняла её шутку.