Фрегат "Паллада".
Шрифт:
Рано утром услыхал я шум, топот; по временам мелькала в мое окошечко облитая солнцем зеленая вершина знакомого холма. Фаддеев принес чай и сказал, что японец приезжал уж с бумагой, с которой, по форме, является на каждое иностранное судно. "Да мы на якоре, что ли?" – спросил я. "Никак нет еще". – "Ведь мы на рейде?" – "Точно так". – "За чем же дело стало?" – "Лавируем: противный ветер, не подошли с полверсты". Но вот и дошли, вот раздалась команда "Из бухты вон!", потом "Якорь отдать!" Стали; я вышел на палубу.
Немного холодно, как у нас в сентябрьский день с солнцем, но тихо. Нагасакский ковш синеет, как само небо; вода чуть-чуть плещется. Холмы те же, да не
Опять пошло по-прежнему. Вот и японцы едут: баниосы; с ними Сьоза. Они приехали поздравить с приездом. Поговорив с Посьетом в капитанской каюте, явились на ют к адмиралу, с почтением. Ойе-Саброски, с детским личиком своим, был тут старший. Присев перед адмиралом, он уж искал вокруг глазами, как бы сшалить что-нибудь. "А! Гончаров! Гончаров!" – закричал он детским голосом, увидев меня, и засмеялся; но его остановил серьезный вопрос: "Тут ли полномочные?" – "Будут, чрез три дня", – отвечал он чрез Сьозу. "Если не будут, – приказано было прибавить, – мы идем, куда располагали, в Едо. Время дорого, и терять его не станем. Полномочные, может быть, уж здесь, да вы не хотите нам сказать". – "Нет, их нет", – начали они уверять. Угроза так подействовала на них, что они сейчас же скрылись.
Вечером я читал у себя в каюте: слышу, за стеной как будто колют лучину. "Что там?" – спрашиваю. "Да японцы тут". – "Опять? Кто ж это лучину ломает?" Это разговаривает Кичибе. Я пошел в капитанскую каюту и застал там Эйноске, Кичибе, старшего из баниосов, Хагивари Матаса, опять Ойе-Саброски и еще двух подставных: всё знакомые лица. "Здравствуй, Эйноске! Здравствуй, Кичибе!" Кичибе загорланил мое имя, Эйноске подал руку, Ойе засмеялся, а Хагивари потупился, как бык, и подал мне кулак. Тут же был и тот подставной баниос, который однажды так ласково, как добрая тетка, смотрел на меня.
Их повели к адмиралу. "Губернаторы приказали кланяться и поздравить с благополучным приездом", – сказал Хагивари. Кичибе четыре раза повернулся на стуле, крякнул и начал давиться смехом, произнося каждый слог отдельно. "Благодарите губернаторов за внимание", – отвечали им. Кичибе перевел ответ: все четыре бритые головы баниосов наклонились разом. Опять Хагивари сказал что-то. "Их превосходительства, губернаторы, приказали осведомиться о здоровье", – переводил Кичибе. "Благодарите. Надеемся, что и они здоровы", – приказано отвечать. Поклон и ответ: "Совершенно здоровы". – "Губернаторы желают, – продолжал Кичибе, – чтобы впредь здоровье полномочного было удовлетворительно". Им пожелали того же самого.
Бог знает, когда бы кончился этот разговор, если б баниосам не подали наливки и не повторили вопрос: тут ли полномочные? Они объявили, что полномочных нет и что они будут не чрез три дня, как ошибкой сказали нам утром, а чрез пять, и притом эти пять дней надо считать с 8-го или 9-го декабря… Им не дали договорить. "Если в субботу, – сказано им (а это было в среду), – они не приедут, то мы уйдем". Они стали торговаться, упрашивать подождать только до их приезда, "а там делайте, как хотите", – прибавили они.
Очевидно, что губернатору велено удержать нас, и он ждал высших лиц, чтобы сложить с себя ответственность во всем, что бы мы ни предприняли. Впрочем, положительно сказать ничего нельзя: может быть, полномочные и действительно тут – как добраться до истины? все средства к обману на их стороне. Они могут сказать нам, что один какой-нибудь полномочный заболел в дороге и что трое не могут начать дела без него и т. п., – поверить их невозможно.
Мы еще с утра потребовали у них воды и провизии в таком количестве, чтоб нам стало надолго, если б мы пошли в Едо. Баниосы привезли с собой много живности, овощей, фруктов и – не ящики, а целые сундуки конфект, в подарок от губернаторов. Им заметили, что уж раз было отказано в принятии подарка, потому что губернатор не хотел сам принимать от нас ничего. Начались опять упрашиванья. Кичибе вылезал совсем из своих халатов, которых, по случаю зимы, было на нем до пяти, чтоб убедить, но напрасно. Провизию велено было сгрузить назад в шлюпки.
Тогда переводчики попросили позволения съездить к губернаторам узнать их ответ. Баниосы остались. Им показывали картинки, заводили маленький орган, всячески старались занять их, а между тем губернаторский подарок пирамидой лежал на палубе. Свиньи, с связанными ногами, делали отчаянные усилия встать и издавали пронзительный визг; петухи, битком набитые в плетеную корзинку, дрались между собою, несмотря на тесноту; куры неистово кудахтали. По палубе носился запах чесноку, редьки и апельсинов. "Хи, хи, хи!" – твердил по-прежнему в каюте Кичибе, а Эйноске тихим, вкрадчивым голосом расспрашивал меня английским ломаным языком, где мы были. "В Китае", – сказал я. "Что видели?" – "Много, между прочим войну инсургентов с империалистами". – "А еще?" – "Еще…" Я знал, чего он добивается, но мне хотелось помучить его. "Еще американцев", – сказал я. "Кого же?" – живо перебил он. "Коммодора Перри…" – "Коммодора Перри?.." – повторил он еще живее. "Не видали, а видели капитана американского корвета "Саратога"!" – "Саратога"!.." Всё это знакомые японцам имена судов, бывших в Едо. "Где ж Перри? в Соединенных Штатах?" – спросил он, подвинув нос почти вплоть к моему носу. "Нет, не в Соединенных Штатах, а в Амое". – "В Амое?" – "Или в
Чрез полчаса он передал этот разговор Хагивари: я слышал названия: "Амой, Нинпо, Гонконг". Тот записал.
– Что бы вам съездить хоть в Шанхай, – сказал я Эйноске, – там бы вы увидели образчик европейского города.
– О да, – отвечал он, – мне бы хотелось больше: я желал бы ехать вокруг света. Эта мысль обольщает меня.
– Да вот в Россию поедем, – говорил я. – Какие города, храмы, дворцы! какое войско увидел бы там!
– В Россию нет, – живо перебил он, – там женщин нет!
– Кто это вам сказал? – заметил я, – как женщин нет: plenty (много)! Да вы женаты?
– Да; у меня есть десятимесячная дочка; на днях ей оспу прививали.
– Так что ж вам за дело до женщин? – спросил я.
Он усмехнулся. Каков японский Дон Жуан!
К вечеру пришло от губернатора согласие принять подарки. Насчет приезда полномочных опять просили дать срок, вместо субботы, до четверга, прибавив, что они имеют полное доверие от правительства и большие права. Это всё затем, чтобы заинтересовать нас их приездом. Баниосы сказали, что полномочные имеют до шестисот человек свиты с собой и потому едут медленно и не все четверо вдруг, а по одному. На это приказано отвечать, что если губернатор поручится, что в четверг назначено будет свидание, тогда мы подождем, в противном случае уйдем в Едо.