Фрекен Жюли
Шрифт:
Фрекен. Вот вы, значит, какой…
Жан. А что мне было еще придумать; женщины, известное дело, падки на разные побрякушки!
Фрекен. Негодяй!
Жан. Дрянь!
Фрекен. Да, увидали ястреба со спины-с…
Жан. Ну, почему же со спины…
Фрекен. И я оказалась первой веткой…
Жан. Ветка-то гнилая…
Фрекен. И мне назначалось стать отельной вывеской…
Жан. А мне – отелем…
Фрекен. Сидеть за вашей конторкой, приманивать ваших клиентов, писать фальшивые счета…
Жан. Это я бы уж и сам…
Фрекен.
Жан. Вот бы и постирали ее!
Фрекен. Лакей, слуга, встать, когда я с тобой говорю!
Жан. Лакейская полюбовница, подружка слуги, заткни глотку и проваливай. Ты еще будешь упрекать меня в низости! Уж так низко, как ты себя сегодня вела, ни одна бы из простых девушек себе не позволила. Думаешь, наши девушки так лезут к мужчинам? Видала ты когда, чтоб девушка из простого звания так предлагалась? Такое я видел только у зверей да потаскух!
Фрекен (потерянно). Да, правда, бей меня, топчи. Я лучшего не заслужила. Я дрянь. Но помоги мне. Помоги мне из этого выбраться, если только возможно!
Жан (мягче). Ну, соблазнил я вас, да, не стану отнекиваться от эдакой чести. Но неужто же вы думаете, что человек в моем положении осмелился бы на вас даже глаза поднять, если б вы сами его не поощряли! Я до сих пор изумлен…
Фрекен. И горд…
Жан. Отчего бы нет? Хотя, должен признаться, победа далась мне чересчур легко, чтобы как следует опьянить.
Фрекен. Добивайте!
Жан (встает). Нет! Напротив, вы уж извините мне все, что я тут наговорил! Я не бью безоружного, тем более женщину. Не буду отрицать, мне даже приятно было увидеть, что золото, ослеплявшее нас, оказалось сусальным, что спина-то у ястреба тоже серенькая, что нежные щечки напудрены, под полированными ноготками траур, что платочек-то хоть надушен, а грязноват… Но, с другой стороны, я разочарован, что предмет моих воздыханий не оказался повыше, покрепче, я с тоскою гляжу на то, как низко вы пали, стали ниже гораздо вашей кухарки; с тоскою гляжу, будто на моих глазах сорвало ветром осенние цветы и они смешались с грязью.
Фрекен. Вы так говорите, будто вы уже выше меня.
Жан. А что же? Я бы еще мог из вас сделать графиню, а вы меня графом – никогда.
Фрекен. Зато я рождена от графа, а это уж вам не дано!
Жан. Верно. Но от меня могли бы родиться графы – если б…
Фрекен. Но вы вор. А я нет.
Жан. Вор – это еще не самое худшее! Бывает похуже! К тому же, когда я служу в доме, я себя почитаю в некотором роде членом семейства, я тогда как бы его чадо, и разве это воровство, если чадо сорвет одну ягодку с пышного куста! (В нем вдруг снова пробуждается страсть.) Фрекен Жюли! Вы дивная женщина, вы чересчур для меня хороши! Вы оказались во власти опьянения и хотите скрыть от себя свою ошибку, воображая, будто любите меня! Не любите вы меня, ну разве что привлекает моя внешность… а тогда любовь ваша ничуть не лучше моей… но я-то никогда не соглашусь быть для вас просто животным, любви же вашей истинной мне не вызвать вовек.
Фрекен. Вы убеждены?
Жан. Вы хотите сказать, что это возможно! То, что я мог бы вас полюбить, – о да, это несомненно! Вы такая красивая, изящная (подходит и берет ее за руку), образованная, обходительная, когда пожелаете, и уж кто воспылает к вам, тот никогда не погаснет. (Обнимает ее за талию.) Вы как горячее вино с пряностями, один ваш поцелуй… (Пытается увести ее; она тихонько высвобождается.)
Фрекен. Пустите меня! Уж этак-то вы меня не завоюете!
Жан. Но как же? Не этак! Не лаской, не красивыми словами. Не заботой о будущем, спасеньем от позора! Как же?
Фрекен (воспрянув). Бежать? Да, бежим! Но я так устала! Дайте мне стакан вина!
Жан наливает вино. Она смотрит на часики.
Но прежде поговорим; у нас есть еще немного времени. (Выпивает вино; снова протягивает ему стакан.)
Жан. Нельзя так много пить, напьетесь пьяная!
Фрекен. Ну и что же?
Жан. И что же? Это плебейство – напиваться! Так о чем вы хотели поговорить?
Фрекен. Бежать! Бежать! Но сначала нам нужно поговорить, то есть это я буду говорить, вы уже достаточно наговорили. Всю свою жизнь рассказали, ну а теперь я расскажу вам свою, нам нужно хорошенько друг друга узнать, прежде чем вместе пускаться в странствие.
Жан. Минуточку! Простите! Подумайте, как бы вам потом не раскаяться, что выдали тайны вашей жизни!
Фрекен. Разве вы не друг мне?
Жан. В некотором роде! Но не следует вам на меня полагаться.
Фрекен. Это вы только так говорите. Да и к тому же – тайны мои ни для кого не секрет. Знаете ли – мать моя не из дворян, она из совсем простой семьи. Она воспитывалась в духе своего времени, была напичкана идеями о равенстве, свободе женщины и тому подобном и питала просто отвращение к браку. И когда отец посватался к ней, она ответила, что никогда не выйдет за него замуж, но согласна стать его любовницей. Он возражал, что не хочет, чтобы любимая им женщина пользовалась меньшим уважением, чем он сам. Она объясняла, что не дорожит уважением света, и под влиянием страсти он принял ее условия. Но он лишился привычных своих знакомств, вынужден был ограничить жизнь домашним кругом и стал томиться. Я появилась на свет, насколько могу понять, вопреки воле матери. И вот она принялась меня воспитывать как дитя природы, да вдобавок учила еще всему тому, чему учат мальчиков, чтобы на моем примере, значит, доказать, что женщина не хуже мужчин. Меня одевали как мальчика, учили ходить за лошадьми и близко не подпускали к скотному; я чистила лошадей, запрягала, я ездила на охоту, занималась земледелием, даже скот забивала – какая мерзость! И вообще, у нас мужчины делали женскую работу, а женщины – мужскую, и скоро имение наше начало разоряться, а вся округа смеялась над нами. В конце концов отец прозрел и восстал, и все переменилось по его воле. Родители потихоньку обвенчались. Мать заболела – что это за болезнь, не знаю, но у нее часто бывали судороги, она пряталась на чердаке, в саду, иногда по целым ночам там оставалась. И тогда-то случился пожар, про который вы слышали. Дом сгорел, конюшни, скотный, и обстоятельства наводили на мысль о поджоге, потому что несчастье произошло на следующий же день после того, как вышел срок квартальному платежу по страховке, а взнос, посланный отцом, задержался по нерадивости посыльного. (Наполняет стакан и пьет.)
Жан. Больше не пейте!
Фрекен. Ах, да не все ль равно! Мы всего лишились, мы ночевали в каретах. Отец не знал, где раздобыть денег, чтобы отстроить дом, ведь он раззнакомился со старыми друзьями, и они забыли его. И тут мать дает ему совет взять взаймы у одного ее друга юности, хозяина кирпичной фабрики, тут неподалеку. Отец берет взаймы, и, к его великому изумлению, с него не требуют никаких процентов. Так и отстроили дом! (Снова пьет.) А знаете, кто поджег?