Фреска
Шрифт:
Ну, во всяком случае, учительствовать он, Приемыш, больше не намерен, поиграли – и хватит, самая пора прибиться к другому берегу. Жофи говорит, исключено, чтобы возникли какие-либо препятствия с его приемом в партию, а уже если дело дойдет до районного комитета, то там и вовсе должно пройти без сучка без задоринки: в райкоме с большим почтением относятся к Ласло Куну. В конце концов и от красного олуха будет хоть какой-то прок, не зря же его по всякому случаю фотографируют со всех сторон, только успевай поворачиваться. Конечно, если ветер подует в другую сторону, прихожане намылят ему шею и будут правы: нельзя же быть таким ослом и полностью поддаваться самообману. Имеет смысл объявлять себя коммунистом, только если ты способен смотреть на происходящее со стороны и ко всему относиться с юмором. Но чтобы решиться на этакое из убеждений и за здорово живешь? Чушь собачья!
Жофи говорит, первым делом ему придется изложить автобиографию. По этому пункту она велела ему хорошенько подготовиться, продумать до мельчайших подробностей,
Мамаша, только ее еще не хватало для полноты счастья! Господь, как сказал бы Папочка, печется не только о былинке полевой, но и о нем, сиром. Мамаша, царство ей небесное, сделала самое лучшее, что могла, кувыркнувшись вместе с паромом в Тису. Не бултыхнись она вовремя, Приемыш и по сию пору торчал бы в Эмече и рыл носом землю, как и положено крестьянину. Какой леший стал бы заботиться о том, чтобы дать ему образование? Мамаша сама с грехом пополам умела читать и писать. Впрочем, здесь он не в накладе: мать у него как по заказу, и сочинять ничего не требуется. Точно заранее знала, что сейчас она ему пригодится: полуграмотная баба из неимущих крестьян. Иначе что бы он мог противопоставить отцу-нотариусу, которого чахотка прикончила в ту пору, когда сыночку исполнилось два года, и, хотя нотариус был беден, как та пресловутая церковная мышь, все же согласно священным канонам коммунистов, он причислялся к нежелательным элементам. Впрочем, Жофи утверждает, это не помеха, что отец его был нотариус, главный упор будет сделан на происхождение матери, которая так кстати утонула.
Приемыш ухмыльнулся, вспомнив про свою биографию. Автобиографии сочиняются по такому же принципу, как траурные объявления или адаптированные издания для детей. Папочка никогда не разрешал детям читать классиков в подлиннике и, если только удавалось раздобыть детское издание классических произведений, подсовывал им эту пресную жвачку. Когда Приемыш вырос, он немало веселых минут провел, перечитывая заново те же романы в их неурезанном виде. Тот, кто перекраивал их в расчете на юного читателя, настолько выхолостил самую суть, что автору стоило бы немалых трудов опознать свое собственное творение. При этом сюжет оставался прежним, однако излагалось все иначе, как бы затушевано, менялась сама настроенность книги. Вот и траурное объявление – такой же выхолощенный опус, ну а об автобиографии уж и говорить не приходится.
Хотя его автобиография – это подлинный шедевр. Отец – нотариус в духе героев пушкинских повестей, этакий крестьянский радетель; его нотариус на деле доказал свое пристрастие к трудовому народу: в жены себе избрал Юлианну Козму, девушку из бедной батрацкой семьи. Тут ради любви к истине стоило бы добавить, что дед Козма, по словам Анжу, которому доводилось бывать в Эмече, с вилами гонялся за нотариусом по огородам, когда на дочке слишком уж вздернулась юбка. Дай ему бог доброго здоровья, этому деду, наверное, по сей день еще жив; будь он, Приемыш, уверен, что дед вступил в сельскохозяйственный кооператив, глядишь, когда и проведал бы старика. После таких биографических сведений всем членам комитета станет яснее ясного, что горемычный сирота всю жизнь ищет, кто мог бы заменить ему мать и отца, и теперь он мнит обрести родную семью в лице партии. Приемыш невольно рассмеялся. Все правильно, уж если выбирать между партией и Янкой, он предпочитает партию, потому что от партии ему наверняка перепадет не только хлеб, но и масло, да и вообще обрыдло ему корчить из себя просветителя детских душ. По какому праву другие могут просиживать штаны в отделе культуры или в отделе просвещения при областном совете? Дурее их он, что ли, чтобы за какие-то жалкие девятьсот форинтов надрывать глотку в классе! Сам бог создал его инспектором – это как минимум. Ну а если учесть, что он умеет складно излагать свои мысли на бумаге, да и язык у него неплохо подвешен, а память – любой позавидует, то почему бы ему с его способностями и не пристроиться в Пеште при каком-нибудь министерстве, а может, он и в журналисты выбьется?
В целом Приемыш не очень беспокоился. Уж если ему удалось втереть очки этой Жофи, председателю профсоюзной организации – недоверчивой девице, которая зимой носит черные чулки в резинку и чувство юмора в ней развито не больше, чем у курицы, – то он сумеет убедить и остальных своих коллег. События могут принять непредвиденный оборот лишь в том случае, если этот новенький, Чабаи, который только что прибыл к ним из Пешта после института, начнет копаться в подробностях. Остальные учителя почти все родом отсюда или же по многу лет живут в городе, уж они-то не станут приставать к нему с расспросами; всем хорошо известно, что Мамочка всегда была не в своем уме, Папочка – тот сроду мухи не обидит, а Ласло Кун – правая рука городской парторганизации. Да, Чабаи он побаивается, – что ни говори, столичная штучка, и глаза у него холодные, выпытывающие, этому типу вся
Бедная Жофи, если бы она догадывалась, каковы на самом деле его планы. Наверняка она втайне надеется заполучить его в мужья. Держи карман шире, он пока еще в своем уме! Он, Приемыш, вел себя очень осторожно. Жофи ни на чем не может подловить его, он со всеми одинаково приветлив, а к Жофи захаживал лишь поплакаться на свою горькую участь да попросить у нее совета; Жофи это льстило, она вырастала в собственных глазах. Нет, не такой уж он зеленый юнец, чтобы допустить опасную промашку. Он «не погрешит против морали», не вступит в связь с Жофи, и поцелуя она не дождется – к счастью, и соблазн не слишком велик: широкоскулая крестьянская физиономия, тьфу, упаси бог связаться! Приемыш достаточно изучил современную литературу, он знает, каковы теперешние представления о передовом интеллигенте. Настоящий положительный герой – человек добрый, отважный, он не подвержен страстям и порокам, но способен на большие деяния, самоотвержен, бескорыстен и горячо любит родину. А главное его достоинство – высокая мораль.
Чабаи может поинтересоваться, каковы у него взаимоотношения с семьей. Тогда он двинет на первый план Ласло Куна, это наиболее выигрышная фигура из всех его родственников. Ласло Кун еще в сорок пятом, сразу после исчезновения Аннушки, осознал, в чем заключаются интересы страны. А поскольку конституцией гарантированы гражданам свобода совести и вероисповедания, Ласло Кун с самого начала приложил немалые усилия к тому, чтобы разделение интересов церкви и государства проходило как можно безболезненней.
Ласло Кун был первым в стране священником-борцом за мир; после первой же своей программной проповеди он получил тридцать девять писем, где его клеймили отъявленным негодяем и сообщали ему, какие кары его ожидают, если ветер подует в другую сторону. Боже милостивый, как представишь, сколько же еще у нас реакционных элементов! Если действительно произойдут политические перемены, он, Приемыш, безопасности ради на некоторое время покинет страну, но потом, когда страсти улягутся, вернется обратно: очень уж любопытно, что станется с благословенной семейкой. Конечно, венгры – народ уж больно щепетильный, с них станется, что просто поколотят красного психа, да и отпустят на все четыре стороны. А ему, Приемышу, больше всего хотелось бы побывать на похоронах красного попа; Ласло Куна он давно терпеть не может.
О Папе он скажет только, что неудачно сложившаяся личная жизнь сломила его, и он раньше времени удалился от дел и мирской суеты. Янка не в счет, Янка – одно целое с Ласло Куном, а что касается остальных, то хотя он и указал в биографии, что младшая дочь его приемного отца девять лет назад порвала с семьей, все же маловероятно, чтобы расспросы начались именно с Аннушки. Если, конечно, Чабаи не додумается сунуть нос. С этого придурка станется заподозрить, будто Аннушка из каких-то политических причин сбежала из дому. А учителя – народ любопытный, ни один не вмешается, чтобы положить конец расспросам. Эх, черт бы побрал эту Аннушку! Ну ладно, пусть его докапывается до истины Чабаи, он, Приемыш, сумеет объяснить и историю с Аннушкой. Конечно, он не вывалит им всю правду, правда сама по себе груба и бесформенна, ее следует предварительно скомпоновать, как музыкальное произведение. Аннушка, к примеру, оттого была вынуждена покинуть семью, что ее мировоззрению противоречила общая атмосфера долга – дома священника. Это более-менее и отвечает истинному положению дел, в этом Приемыш готов поклясться, да тут поклялась бы даже эта святоша Янка. И хотя он, Приемыш, не знает ее теперешнего адреса, поскольку Папочка запретил им любого рода общение с ней, по Аннушка, скажет он, еще в сорок пятом году пыталась наладить контакты с рабочим движением и, чтобы осуществить свои замыслы, уехала в Пешт. А вдруг Чабаи случайно знает ее? Это было бы ужасно. Но он, Приемыш, от своего не отступит: во всяком случае, ему так известно, и не его вина, если дурные люди сбили одинокую девушку с пути истинного. Несомненно, что Аннушка всегда была по натуре весьма демократична, вот уж кто пришелся бы по вкусу этим коммунистам; Жофи наверняка привязалась бы к вей, потому что и Аннушку всегда тянуло к простонародью, и если допустить, что она вообще способна кого-то любить, то можно сказать, 'что она любила этого старого оборванца Анжу.