Фрейд

Сартр Жан-Поль Шарль Эмар

Якоб. Побудь немножко со мной. Возьми стул. (Фрейд по­додвигает к постели стул и садится рядом с больным) Господин придворный советник!

Фрейд. Я не советник, папа.

Якоб. Нет, советник. Ты станешь им, Зигмунд. Завтра ста­нешь. Ведь ты уже сейчас как советник. Как мило, что ты зашел меня проведать. Меня, старого разорившегося торговца. А ты, придворный советник, такая важная персона. (Смеется) Большая шишка! Большая!

Якоб

снисходительно улыбается и протягивает ему свою бледную, влажную руку. Фрейд сжимает ее в ладонях. Он заставляет себя быть нежным. Но чувствуется, что он в панической растерянности. Он вздрагивает, слыша старого Якоба, который бормочет с сенильным удовольствием.

Якоб. Ганнибал! Тебе было шесть лет, ты хотел отомстить за всех нас и говорил: «Я – Ганнибал…» Помнишь?

Флэшбэк. Улица в Вене.

Якобу сорок пять лет, в бороде ни единого седого волоса. На нем какой-то странный картуз. Одет он бедно, но опрятно. Он держит за руку мальчика лет шести-семи, который горделиво семенит рядом, изредка с восхищением глядя на отца.

Голос Якоба за кадром. Когда мне нужно было нанести кому-нибудь визит, я брал тебя с собой. Всегда. Ты был гор­дый! Прямо маленький принц!

Богато одетый толстяк богатырского сложения идет им навстречу. Он в пальто с меховым воротником и в меховой шляпе – «пирожке». Вдруг он обращает на них внимание и направляется к ним с весьма угрожающим видом. Ребенок ничего не замечает. Поравнявшись с Якобом и Зигмундом, толстяк останавливается.

Толстяк. Вон с тротуара, жид! (Движением руки срывает картуз Якоба и швыряет его в сточную канаву.) Подними свой картуз и стой на дороге.

Маленький мальчик в ярости хочет броситься на толстяка, но Якоб удерживает его; тогда ребенок хочет ударить его ногой, но незнако­мец уже вне досягаемости. Он уходит, даже не обернувшись. Якоб нагибается, не выпуская руку сына, и поднимает картуз.

Якоб (надевая картуз). Иди!

Маленький Зигмунд. Куда?

Якоб. По дороге.

Оба идут по дороге. Проезжает карета и обрызгивает их грязью. У маленького Фрейда угрюмый и упрямый вид (тот самый, который мы так часто видим в фильме).

Голос Якоба за кадром. Ты был трудным ребенком.

В семействе Фрейдов, 1862 год.

Вечер после происшедшего приключения. Довольно бедное жилище. В уголке худенькие и болезненные девочки играют в куклы.

Большая неуютная комната. Почти нет мебели. Мать освобождает стол. Кроткий

и усталый Якоб, сидя в кресле, курит трубку.

Маленький Зигмунд подходит к нему; в его вопрошающем взгляде изумление и отчаяние.

Голос Якоба за кадром. Как же ты вечером злился на меня! Ты был такой злой!

Снова в комнате старого Якоба.

Фрейд смотрит на отца, и на его мрачном лице, несмотря на бороду и морщины, зритель вновь видит исполненное отчаяния изумление ребенка.

Фрейд. Отец, прошу тебя… (Пауза. Фрейд отпускает руку отца. Старик хочет что-то сказать, но Фрейд, подняв па­лец, запрещает ему говорить.) Молчи. Тебе нельзя утом­ляться.

Якоб. Брось, малыш! Ты забыл самое прекрасное! (На экране снова маленький Зигмунд и отец. Отойдя от отца, маль­чик подходит к стопке книг на столе.) Ты пошел за своими книгами. Ты всегда был лучшим учеником и получал в награду прекрасные книги. В одной из них рассказывалось о римской истории.

Малыш подходит к столу, берет один из томов, усевшись на пол, раскрывает его и вырывает страницу. Это гравюра. Он возвращается к отцу, протягивая ему гравюру.

Якоб (ошарашенно). Зачем она мне, маленький мой? (Он надевает очки, рассматривает гравюру. Читает подпись под ней: «Гамилькар заставляет своего сына Ганнибала отомстить за карфагенян». Якоб сдвигает очки на лоб и смотрит на малыша, который глядит с нетерпением и обидой.) Что это значит?

Малыш. Ты Гамилькар, папа.

Якоб (нежно улыбаясь). Да нет, я – не Гамилькар.

Малыш (ласково, умоляюще). Нет, папа, ты – Гамилькар. Ты должен быть им.

Якоб(какбы играя с ребенком). Хорошо, я – Гамилькар.

Малыш. Заставь меня поклясться.

Якоб (смеясь). Ну хорошо, клянись!

Малыш (с исступленной пылкостью). Клянусь отомстить за моего отца, героя Гамилькара, и всех униженных евреев. Я буду лучшим из всех, одолею каждого и никогда не отступлю.

Твердость тона, столь редкая у детей, заставляет Якоба вздрогнуть. Перестав улыбаться, он смотрит на малыша, понимая, что тот идет на конфликт ради того, чтобы не стыдиться собственного отца. Лицо его становится глубоко печальным, словно он с горькими сожалени­ями угадывает, что этот поступок будет довлеть над всей жизнью сына.