Фронт без линии фронта
Шрифт:
пощупав предварительно ее ладонью, пожаловался: -- Сыровато. Штейнглиц снял
с себя шинель, сложил и подсунул под зад Дитриху. Тот поблагодарил кивком и,
склонясь к Бруно, сказал с улыбкой:
– - Чье задание и кратко содержание передач?
– - Погладил Бруно по
уцелевшей руке. -- Потом доктор вам сделает укол, и вы абсолютно
безболезненно исчезнете. Итак, пожалуйста...
Вайс шагнул к транспортеру, но один из полковников, подкинув на руке
пистолет,
Уже оттуда он крикнул охранникам:
– - Подержите-ка парня в своей компании! Самокатчики в кожаных
комбинезонах спустились за Вайсом, привели на шоссе, усадили в мотоцикл и
застегнули брезентовый фартук, чтобы он не мог в случае чего сразу выскочить
из коляски.
В ночной тиши был хорошо слышен раздраженный голос Дитриха:
– - Какую ногу вы крутите, доктор? Я же вам сказал -- поломанную! Теперь
в другом направлении. Да отдерите вы к черту эту тряпку! Пусть видит...
Пожалуйста, еще укол. Великолепно. Лучше коньяку. А ну, встаньте ему на
лапку. Да не стесняйтесь, доктор! Это тонизирует лучше всяких уколов.
Иоганн весь напрягся, ему чудилось, что все происходит не там, на дне
оврага, а здесь, наверху... И казалось, в самые уши, ломая черепную коробку,
лезет невыносимо отвратительный голос Дитриха. И не было этому конца.
Вдруг все смолкло. Тьму озарил костер, запахло чем-то ужасным. Иоганн
рванулся, и тут же в грудь ему уперся автомат. Он ухватился было за ствол,
но его ударили сзади по голове.
Иоганн очнулся, спросил.
– - Да вы что?
– - И объяснил, почему хочет вылезти из коляски. Один из
охранников сказал:
– - Если не можешь терпеть -- валяй в штаны!
– - И захохотал. Но сразу,
словно подавился, смолк.
Через некоторое время на шоссе вылезли полковники, Дитрих и Штейнглиц.
Дитрих попрощался:
– - Спокойной ночи, господа!
– - и направился к машине.
Самокатчики освободили Вайса.
– - Едем!--приказал Штейнглиц, едва Иоганн сел за руль. Оба офицера
молчали. Тишину нарушил Дитрих -- пожаловался капризно, обиженно:
– - Я же его так логично убеждал... Штейнглиц спросил:
– - Будешь докладывать?
Дитрих отрицательно качнул головой.
– - А если те доложат? Дитрих рассмеялся.
– - Эти армейские тупицы готовы были лизать мне сапоги, когда я
предложил свою версию. Что может быть проще: пьяный солдат угнал машину и
потерпел аварию.
– - Зачем так?
– - удивился Штейнглиц.
– - А затем, -- назидательно пояснил Дитрих, -- что полковникам не
избежать следствия, если бы, допустим, советский
полевую рацию и передал своим дату начала событий.
– - Ну и черт с ними, пусть отвечают за ротозейство! Ясно -- это
советский разведчик.
– - Да, -- сухо проговорил Дитрих.
– - Но у меня нет доказательств. И к
чему они, собственно?
– - Как к чему?
– - изумился Штейнглиц.
– - Ведь он же все передал!
– - Ну и что ж! Ничего теперь от этого уже не изменится. Армия готова
для удара, и сам фюрер не захочет отложить его ни на минуту.
– - Это так, -- согласился Штейнглиц. -- А если красные ответят
встречным ударом?
– - Не ответят. Мы располагаем особой директивой Сталина. Он приказал
своим войскам в случае боевых действий на границе оттеснить противника за
пределы демаркационной линии и не идти дальше.
– - Ну, а если...
– - Если кому-нибудь станут известны эти твои идиотские рассуждения,--
строго оборвал майора Дитрих,-- знай, что у меня в сейфе будет храниться их
запись.
– - А если я донесу раньше, чем ты?
– - Ничего, друг мой, у тебя не выйдет.
– - Голос Дитриха звучал ласково.
– - Почему?
– - Твоя информация мной сейчас уже принята. Но не сегодняшним числом, и
за ее злоумышленную задержку тебя расстреляют.
– - Ловко! Но почему ты придаешь всему этому такое значение?
Дитрих ответил томно:
– - Я дорожу честью третьего отдела "Ц". У нас никогда не было никаких
промахов в работе, у нас и сейчас нет никаких промахов. И не будет.
Штейнглиц воскликнул горячо, искренне:
– - Оскар, можешь быть спокоен: я тебя понял!
– - Как утверждает Винкельман, спокойствие есть качество, более всего
присущее красоте. А мне нравится быть всегда и при всех обстоятельствах
красивым...
– - И Дитрих снисходительно потрепал Штейнглица по щеке.
Светало. Небо в той стороне, где была родина Иоганна, постепенно все
больше и больше озарялось восходящим солнцем. Теплый воздух лучился блеском
и чистотой. Через спущенное стекло в машину проникал нежный, томительный
запах трав.
Иоганн автоматически вел машину. Его охватило мертвящее оцепенение. Все
душевные силы были исчерпаны. Сейчас он обернется и запросто застрелит своих
пассажиров. Потом приедет в подразделение и снова будет стрелять, стрелять,
только стрелять. Это -- единственное, что он теперь в состоянии сделать,
единственное, что ему осталось.
Рука Иоганна потянулась к автомату, и тут он как бы услышал голос