Фронтовик стреляет наповал
Шрифт:
Некоторое время все трое молчали, переваривая услышанное, анализируя.
– Тарасов, звони криминалисту, пусть сделает фото – анфас, профиль. Если купола, в архивах быть должно, запросим Москву.
– Я бы еще с соседями поговорил.
– Сам так думал. Но это когда фото будет и личность установим.
«Соседями» в уголовном розыске называли сотрудников Госбезопасности. Милиция входила в состав МГБ – Министерство государственной безопасности, иногда отделялась. «Соседи» называли милиционеров между собой более приниженно – «хомуты».
И Феклистов, и Андрей думали одинаково. Если рану шил немецкий хирург, то убитый
Уголовники в живот норовят. Такие ранения серьезны, жертва перед смертью мучается. Колотые раны грудной клетки или брюшной полости почти всегда кончаются летальным исходом в отличие от резаных. Эти кровят поначалу обильно, но к трагедии не приводят, за исключением ранения сонной артерии на шее. Профессионалов – разведчиков, диверсантов – учат ножевому бою в спецшколах, чтобы убить наверняка, с одного удара и беззвучно. Если жертва, тот же часовой, после первого удара не будет убит и сможет крикнуть или выстрелить, может сорваться операция. Стрельба же для разведчика во вражеском тылу – последнее дело, считай – сорвал задание. Да и немцы обнаруженной группе уйти не дадут, для этого у них егеря, фельдполиция, служебные собаки. Уж Андрей-то знал.
Когда Феклистов сказал о ранении и швах, сразу мысль мелькнула: нельзя сообщников исключать, что с ним знакомы были в годы войны. Своим предположением поделился с Феклистовым.
– Зыбко. Но если так, дело придется соседям отдавать. Впрочем, так даже лучше, чем за «висяк» на каждом совещании шею мылить будут. Ты есть хочешь?
– Хочу.
– Идем в столовую, пока Тарасов со снимками вернется, у нас полчаса свободных.
Когда Андрей работал в МУРе, сотрудники обедали в кафе напротив. Вкусно и вполне по зарплате. В столовой по соседству кормили неважно, а цены – как в московском кафе. На второе – серые, слипшиеся макароны, а котлеты, похоже, из одного хлеба, только запах мясной. Но чувство голода улеглось.
Вернулись в угро, а следом уже Тарасов, в руках еще влажноватые снимки держит. Лицо анфас и в профиль, обе татуировки.
– Надо к Петровичу ехать.
– Это кто такой?
– С тридцать второго года в милиции, за месяц до твоего прихода на пенсию вышел. Всех уголовников в городе и районе знал. Может, вспомнит.
– Наколки обычные. Храм, «Не забуду мать родную». У каждого второго сидельца такие.
– Лицо. Не исключено – встречался.
– Мне с тобой?
– Познакомлю, еще не раз обращаться придется.
В угро обращались друг к другу на «ты». На мотоцикле домчались до бывшего сотрудника быстро. Балашиха стала городом с 1939 года и население имела в 1948 году всего сорок тысяч. По сравнению с многомиллионной Москвой – дачный поселок. Петрович оказался дома, подрезал кусты в саду. Что еще делать пенсионеру осенью? Поздоровались, Феклистов представил Андрея.
– Наш новый опер, Андреем звать. Посмотри, Петрович, на эти снимки. Ты давно в органах. Не встречался?
– Погоди, очки надену.
Петрович задумался.
– Встречался я с ним. А вот когда и по какому поводу, не помню. Давно это было, перед войной, считай, лет десять прошло.
– Дело на него заводили? Так я в архиве посмотрю.
– Не помню. Сам знаешь, сколько людей за год проходит, а память-то
– Спасибо и на том. Как живешь-то, Петрович?
– Сам видишь, садом-огородом занимаюсь. Спокойно, но скучно. Зато по ночам сплю, никто не дергает. И еще. Ты бы, Николай, присмотрелся к сорок седьмому дому на Заречной.
– Есть какие-то подозрения?
– Сваха у меня напротив этого дома живет. Шастают туда по ночам. Не иначе – скупка краденого.
– За сигнал спасибо, присмотрюсь. Только раньше ничего такого не слышал.
– Вроде владелец у дома новый.
Информация в уголовный розыск стекалась из разных источников. Кто-то в трамвае случайно обмолвился или в пивной, бдительные граждане сигнализировали, агентура стучала. Без стукачей в уголовном розыске нельзя, блатные если узнают, информатора на ножи поставят. Преступник после удачного грабежа или кражи не удержится, обязательно на малине похвастается добычей. А как же – фарт! Вот стукачок в клюве оперу информацию принесет. Так, мол, и так, третьего дня Прохор-Хрипун в карты перстенек проиграл с тремя бриллиантами в ряд. В тысячу рубликов оценил и на кон поставил. А выиграл тот перстень Каркуша, гражданин начальник. Мне зачтется, могу идти?
По крупицам информация собиралась, копилась, а потом, как пазл, складывалась в общую картину.
По возвращении в отдел Феклистов вместе с Андреем сходил в подвал, где архивные дела хранились. Отобрали папки за 38-й и 39-й годы, еле в комнаты угро вдвоем донесли. От пыли и паутины оба чихали, как простуженные.
– Вот тебе фото трупа. Смотри дела, сличай. Но помни, десять лет прошло. Он мог выглядеть немного не так.
– Понял.
До самого позднего вечера Андрей листал дела. Фото разглядывал, читал про особые приметы. К десяти часам вечера голова кругом пошла, в глазах мошки.
– Все! Иду спать! – решил Андрей.
Хорошо бы поужинать, но столовая закрыта, а в его комнате даже сухарика не найдется. Подумал еще, надо купить что-нибудь, консервов или сухарей на такой случай. Утром встал рано, как привык. Сходил в столовую, позавтракал. Если на службу голодным идти, еще неизвестно, когда в следующий раз поесть удастся. Уселся за стол, до трех часов пополудни дела просматривал. Ничего похожего. Вздохнул, видимо – ошибся Петрович, сколько времени впустую ушло, как вода в песок. В два приема папки в подвал отнес. Когда на полки дощатые уложил, случайно зацепил другие. Несколько уголовных дел на бетонный пол упали. Одно дело раскрылось, а там! Андрей не поверил своим глазам, дело поднял, а на него фото убитого смотрит. Понятно – помоложе, морщин поменьше, волос побольше. Но сразу узнал. Дело взял, помчался по лестнице.
– Вот!
И папку на стол, подняв облачко пыли. Феклистов поморщился, рукой махнул, открыл обложку, замер.
– Так, Болотников Игорь Францевич, тысяча девятьсот восьмого года, статья сто сорок вторая, тяжкие телесные повреждения. Получил четыре года, наказание отбывал в Ухте.
– Петрович на один год промахнулся, – заметил Игорь.
– Доживи до его лет! – отмахнулся Феклистов. – Дуй в паспортный стол, посмотри – получал ли паспорт, где прописан.
– Уже ушел.
Паспортный стол располагался в этом же здании на первом этаже. Через минуту Андрей уже положил бумажку с установочными данными перед начальником паспортного стола.