Фронтовик стреляет наповал
Шрифт:
Андрей поднял руку.
– Успокойся.
И дежурному: «Дай ему воды, видишь – испуган ребенок, а ты на него насел».
Андрей повернулся к пареньку.
– Никто тебя обижать не собирается. Сейчас расскажешь, как выглядит этот дяденька, и иди, встречай маму.
Протокол допроса писать нельзя, по закону показания несовершеннолетнего силы не имеют.
– Тебя как звать?
– Ваня, Иван Данилов.
– Хорошо. А живешь где?
– На Ильича, семнадцатый дом.
Андрей показал
Схватил лист бумаги, карандаш.
– Ну вот и прекрасно, Ваня. Как дядька выглядит?
– Дядька как дядька!
– Какой он? Старый или молодой?
– Старый, старше вас.
– Может, бородавки, шрамы на лице были?
– Не было.
– Может, шепелявил? Волосы у него какие?
– Во! Вспомнил! У него левое ухо, внизу, вот тут, как будто разрезано.
Мальчик показал на себе.
– Мочка левого уха.
– Ну, я же так и сказал.
– У него нож в кармане был?
– Я не видел.
– А документы он милиционеру показать успел?
– Не-а. Так сразу ножом ударил, быстро. Я толком разглядеть не успел. И убежал.
– Можешь идти, Ваня. Если что-то еще вспомнишь, скажи дежурному.
– Спасибо, дяденька. Вы тоже из милиции?
– Из милиции.
– А почему на вас формы нет?
– Надо так, Ваня. Ты иди, а то маму кто встречать будет?
Паренек ушел. Андрей переписал себе его данные. Так, на всякий случай. Дело будут расследовать не территориалы, не его отдел, а транспортная милиция и транспортная прокуратура.
– Дежурный, ты начальству доложил о происшествии? Нападение на постового при исполнении.
Дежурный схватился за голову. Андрей же пошел в общежитие. Врач еще возился у раненого постового, а у входа в вокзал стояла «Скорая помощь» на базе полуторки. Андрей шел и размышлял. Который уже раз он слышит про человека с раздвоенной мочкой. Это один человек или разные? Решил утром посоветоваться с Феклистовым – сообщить гэбэшнику, лейтенанту Владимиру Васильевичу, или не стоит?
– Постового жалко, выживет ли? – С тем и уснул.
Утром Феклистов приказал:
– Садись, оформляй все бумаги – протоколы допросов. Бандюган твой подписался?
– А как же!
– И передавай в прокуратуру. Мы свое отработали. Преступников задержали, допросили, награбленное вернули.
– Николай, поздно вечером на вокзале постового ножом ударили.
– В наших сводках он не проходил, это дело транспортной прокуратуры и милиции.
– Знаю. Обрати внимание на два обстоятельства. Первое – преступник ударил постового ножом в левый бок, в грудную клетку. И второе. Там все на глазах у пацана происходило. Так он примету интересную сообщил – мочка левого уха у него разорвана.
– Повтори!
Николай
– Думаешь, это мой полицай с фото? Как же его? А, Гурин Григорий Никифорович.
– А про убитого на кладбище Болотникова помнишь? Тоже ведь раны смертельные были нанесены в левую половину грудной клетки.
– Полагаешь – одно лицо?
– Судя по почерку – да.
– Значит, он где-то рядом поселится. Или в Балашихе живет, либо в Москве. Зачем тогда в Балашиху приезжает?
– Надо пахана трясти, про которого раненый Трегубов рассказал. Если пахан сказал, что это страшный человек, он как-то общается с ним, знает его.
– Конечно. А если пахан – тоже из полицейских и знакомы они с войны, вместе служили в карательном батальоне?
– Трегубова надо трясти, где пахан скрываться может.
– Боюсь, узнав об аресте шайки, он залег на дно, затихарился.
– Может быть. Ты езжай в больницу, потряси этого Трегубова по пахану. Приметы, клички, судимости, ну и все такое.
– Знаешь, гэбэшник о рваном ухе знает, видно, сослуживцы на допросе рассказали. А вот про другую особенность умолчали.
– Ну-ка, ну-ка.
– Думаю, левша он.
– Ага, бьет ножом в левый бок. Не срастается. Левой рукой в левый бок ножом не ударишь.
– Перронный билет он вырвал у пацана левой рукой, в ней билет и после держал.
– У, не факт. Какой удобнее было, такой схватил.
– Мелкую работу старается выполнить ведущей рукой. На заметку возьмем, не более. А к гэбэшнику не ходи.
– Из сводок о происшествии он уже знает. Свяжет с особой приметой – молодец. А пока мы сами попробуем концы связать.
– Хорошо. Закончу бумаги, сдам Петру Федотычу – и в больницу.
– Действуй.
За три часа Андрей с писаниной управился. Не любил он корпеть над бумагами. Ему больше нравились активные действия, а бумагу марать писари есть. У них почерк ровный, хороший, а Андрей как курица лапой пишет.
Быстрым шагом в прокуратуру, оттуда в больницу. Пришлось около получаса сидеть, пока медсестра закончит перевязку. У дверей обеих палат, где лежат раненые бандиты, прохаживался милиционер.
– Никто к арестованным не пытался пройти? – поинтересовался Андрей.
– Никак нет, только медперсонал.
Трегубова из перевязочной санитар привез на каталке. Бандит неловко слез, на одной ноге допрыгал до кровати, с облегчением уселся.
– Добрый день, гражданин начальник.
– Для кого добрый, для кого нет.
– Я вчера все рассказал на допросе.
– Мне бы хотелось поподробнее про пахана.
– Никак не можно. Он вор в законе. Узнает, кто его сдал, язык отрежет.