Фронтовые ночи и дни
Шрифт:
Противник подтягивает значительные резервы. Мотопехотные, танковые части, артиллерия и минометы размещаются почти в каждом лесочке, в каждой балке. Нам все чаще приказывают стрелять по скоплениям немцев. Поэтому вражеская авиация настойчиво охотится за нами. Огневых позиций у нас уже три, и мы их не успеваем менять.
Где-то в середине июня приказано дать залп в район Малоархангельска. На передней установке командир батареи капитан Каменюк, второй едет установка Миши Цветкова, с ним в кабине санинструктор Саша Ефимов, на подножке, стоя — Насыбулин. Я еду замыкающим, тоже
Не успели достичь огневой позиции, как «рама» нас засекла и вывалила свой бомбовый груз. Особого вреда не причинила, но у Цветкова ранило водителя, Николая Ивановича Голованова, спустил левый передний скат. Машина стала — некому вести. Третья установка проскочила мимо не останавливаясь — таков военный закон: залп должен быть дан.
Я не могу остановиться — навожу установки на цель. Подъехал на огневую позицию, расставляю буссоль и кричу комбату:
— Ранило Голованова!
— Наводи быстрее и — огонь! — командует мне комбат и бежит к установке Цветкова.
Не успел он пробежать и двадцати метров, как навстречу со страшным ревом, наклонившись влево и вперед, мчится установка — за рулем Насыбулин. Узкие глаза степняка округлились, но вид решительный, даже злой. Он с ходу занял свое место, выскочил из-за руля и бегом к прицелу. Помощники уже крутили ручку подъема. Я только что закончил наводку остальных установок и скомандовал Насыбулину угломер и прицел. Я не стал ждать, когда он закончит наводку. По фронтовому опыту мы знали: «рама» о нас уже сообщила на свой аэродром, и самолеты противника будут вот-вот.
— Огонь! — ору что есть мочи и через несколько секунд: — Отбой!
Вижу, что установка Цветкова дала залп вместе со всеми. «Успел все же, — одобрительно подумал я о Насыбулине, — вот орел!» Я подбежал к ним. Саша Ефимов уже заканчивал перевязывать Голованова. Подбежал и комбат.
— Все уезжайте, заберите расчет. Я сам поеду, — заявил Насыбулин.
«Рама» неотлучно кружила над огневой позицией. Сейчас должны появиться штурмовики.
— Яс тобой, — заявил я.
— Нет, ты будешь командовать или советы давать. Я один.
— Ладно, — согласился Каменюк. — Успеха тебе, Самагуль.
Мы погрузили Голованова и сами разместились на машине Горобца, на которой приехал комбат. Самагуль рванул с места, и машина пошла, чуть накренившись влево, вперед.
Появились «юнкерсы». Мы устремились за Насыбулиным. Два самолета оторвались от стаи и направились к нам. Остальные начали бомбить огневую позицию.
Мы обогнали Насыбулина. Он вел машину, открыв дверцу и стоя одной ногой на подножке. Машина шла с креном, левая передняя покрышка болталась на диске.
Два «юнкерса» догоняли Насыбулина. Вот он резко повернул вправо, и тут же бомбы легли по его прежнему курсу. Он погнал машину к небольшому леску в овраге, без дороги, прямо по степи. До леска оставалось метров триста.
Самолеты развернулись и пошли на машину в лоб, открыв огонь из пулеметов. Насыбулин круто загнул влево и ушел из-под огня. Вновь разорвались бомбы, и водитель повернул прямо к леску.
«Юнкерсы» развернулись снова и теперь пошли на установку уже вдогонку. Насыбулин резко нажал на тормоз, машина замерла, а сам он прыгнул в ближайшую воронку.
Пулеметная очередь взметнула пыль перед машиной, и бомбы разорвались метрах в сорока впереди.
Заходя на новый круг, самолеты начали подъем с левым разворотом над самым леском. И тут прямо в брюхо «юнкерсу» угодил зенитный снаряд. Самолет взорвался над лесом, и вниз посыпались его куски. Второй самолет все же зашел на цель и в упор выпустил очередь из пулемета, еще раз сделал круг, несмотря на огонь зенитки, и только потом удалился.
Насыбулин подошел к машине. Вид у нее был потрепанный, но вполне боевой: левой покрышки нет вообще, из радиатора течет вода, лобовое стекло разбито. «Нишего», — решил Насыбулин, сел на подножку, свернул самокрутку, глубоко затянулся. «Нишего», — еще раз успокоил он себя и пешком направился к месту дислокации.
Навстречу ему уже мчался грузовой «студебекер» с арттехни-ками и с нами, его друзьями. Всю эту картину мы наблюдали в бинокли с расстояния в два километра, но ничем помочь степняку не могли. Только переживали за него.
Подъехали к нему, попрыгали из машины, начали его обнимать, хлопать по мокрой от пота спине.
— Ты разве водишь машину? — спросил я.
— A-а, дома на тракторе ездил. Я и летать могу, только не могу подняться, — смеялся Насыбулин.
Через неделю установка была готова. Взяв с собой командира орудия Цветкова и Насыбулина, я пошел принимать артиллерийскую часть, а саму машину принял шофер.
Внимательно опробовали все механизмы. Насыбулин все осматривал сам, не доверяя ни мне, ни командиру орудия. Закончив приемку, свернул самокрутку, затянулся и с наслаждением проговорил:
— A-а, кыз жаксы. — И добавил: — Хороший девошка «катюша»!
Между тем обстановка на фронте в районе Малоархангельск, Поныри накалялась. Со дня на день мы ожидали массированного наступления противника. И вот наконец…
По тревоге полк подняли в два часа ночи. Все три дивизиона выехали на огневые позиции, и тут же всем полком дали залп. За нами загрохотала ствольная артиллерия — пушки, минометы. Огневой налет длился двадцать минут. Упреждая немцев, мы громили их боевые порядки, выстроенные для наступления.
В пять утра 5 июля немцы провели артналет и перешли в наступление. Появилась вражеская авиация. Огромная масса фашистских танков устремилась к нашему переднему краю. Наш дивизион — все восемь установок — провел массированный огонь по намеченным целям и по наступающим немцам.
Насыбулин, не отходя от прицела, все время кричал своим помощникам: «Правее… левее, выше… ниже», а то и командиру орудия: «Огонь!» Временами он что-то бормотал на казахском и вновь отдавал команды. Машины со снарядами шли чередой к установкам. Все — и солдаты, и командиры — бегом подносили снаряды, и тут же раздавалась команда «Огонь!». Не обращая внимания на бомбежку, мы продолжали напряженно работать. Вскоре подоспела и наша авиация, стало полегче.