Фронтовые ночи и дни

Мануйлов Виктор Васильевич

— Грунской, хочешь навестить мать?

От неожиданности я потерял дар речи, а когда пришел в себя, поспешил ответить:

— Конечно, товарищ гвардии полковник! А это возможно?

— Даю тебе семь дней. Успеешь?

Не задумываясь, на чем и как добраться в Дроново, не зная, работают или нет железные дороги, даже не представляя себе маршрута, я выпалил:

— Конечно, товарищ гвардии полковник!

— Иди в штаб, оформляй документы.

Когда я прибежал в штаб, документы мои были уже готовы. Лейтенант Яковлев вручил мне их и пожелал

счастливого пути.

Возник вопрос: как добираться? Обстановка в районе от Ковеля до Минска-Мазовецкого в Польше была непростая. Хотя мы в хвост и в гриву били немцев, банды бандеровцев и польских националистов из-за углов стреляли нам в спину. Да и группы немцев, отбившихся от своих частей, еще бродили по лесам.

Совсем недавно «студебекер», на котором ехали заместитель командира полка по строевой части гвардии майор Волощук и несколько разведчиков, был обстрелян большой группой неизвестных. Машина была подбита, но майору с разведчиками удалось спастись. На другой день на место происшествия была направлена другая машина с шестью бойцами и с гвардии лейтенантом Старокожевым. Машина и солдаты исчезли бесследно.

Грузовые поезда с военной техникой уже ходили до Ковеля, но до него было сорок километров лесной дороги. Зашел в штаб дивизиона, где оказались командир дивизиона капитан Кольчик и командир батареи старший лейтенант Зукин. Они искренне порадовались за меня и стали обсуждать путь моего движения домой. Тогда уже был установлен контроль за использованием боевой техники строго по назначению.

— Сам знаешь, — сказал Зукин, — писать рапорт — уйдут сутки.

— Ладно, я пошел, — решительно заявил я.

— Подожди, — вмешался Кольчик, — а что там у тебя с машиной Мункуева?

— Да были неполадки с подачей горючего, но водитель все сделал…

— Вот и проверьте, пробежитесь километров пять. Скажете, что я приказал.

— Есть, проверить двигатель!

По уставу требовалось сдать личное оружие. Я отдал свой пистолет Зукину. Но у каждого из нас было по трофейному пистолету. У меня, например, был вальтер и к нему три обоймы. Собрав нехитрые солдатские пожитки и проехав на машине километров семь, я закинул вещмешок на плечо и двинул пешком на Ковель.

В пятидесяти метрах слева и справа — смешанный лес стеной. Сама дорога грунтовая, в песчаной полосе ее выбита глубокая колея. Изредка попадаются одинокие машины. Погода неплохая, лишь угрюмый лес по сторонам внушает тревогу.

Когда я прошел километров шесть, слева по ходу раздалась автоматная очередь. Я упал в колею и достал свой вальтер. Затем, сняв ремень, накинул на него пилотку и выдвинул ее из колеи. По ней тут же хлестнули очереди из двух автоматов. Минут пять я лежал в колее, но из лесу никто не вышел.

Вдруг послышался гул «студебекера». Я зашевелился, но тут же раздалась короткая очередь. И снова все стихло. Машина подъехала ко мне вплотную. Из кабины вылез старший лейтенант, танкист, из кузова попрыгали шесть бойцов, которые тут же открыли огонь по лесу втемную. Лейтенант проверил мои документы, позавидовал моему неожиданному отпуску и пожелал счастливого пути. Отвезти меня, вернувшись назад, отказался: «Срочное задание, времени в обрез». Война есть война, но я про себя чертыхнулся: мог бы и помочь по-фронтовому.

Так я прошагал еще километров пять, когда вновь раздалась автоматная очередь из лесу. Я упал в спасительную колею, но кто-то продолжал бесполезную стрельбу. Время тянулось медленно, из колеи я не высовывался, пока не услышал шум приближающейся машины — на большой скорости мчался «додж». Когда он остановился возле меня, из него вышли капитан НКВД и человек восемь солдат.

Я рассказал, что произошло. Он тут же дал команду прочесать лес. Пока солдаты это делали, капитан придирчиво изучал мои документы, задавал проверочные вопросы:

— Кто комполка? А командующий армией?

После серии таких вопросов я и сам его спросил:

— А ваши документы можно?

Он рассмеялся и показал свое удостоверение.

Пока мы с ним выясняли отношения, солдаты вывели из леса худого долговязого парня лет двадцати, который сильно хромал, опираясь на суковатую палку. Правая штанина его была обрезана, нога ниже колена умело перевязана. На нем была задрипанная курточка немецкого солдата, на рукаве желто-голубая повязка, на голове наша солдатская пилотка, только вместо звездочки — трезубец, сделанный, очевидно, из олова. Вид у парня был жалкий. Продолговатое лицо с грязными потеками слез судорожно сводило от нестерпимой боли в ноге, светло-карие глаза испуганно смотрели на окруживших его военных.

— Услышав гул нашей машины, — пояснил старший сержант, — он рванул в глубь леса. Прыгнул через ручей, да напоролся на старый пень и начисто порвал себе икроножную мышцу. Здесь мы его и взяли, помогли вон палку выстругать. Сопротивления он не оказывал. Автомат наш — ППШ. Так вот и повязали во всей красе…

— Фамилия? — спросил капитан.

— Адам Гончарук, — ответил, хлюпая носом, парень.

— Откуда автомат?

— Та командир дав.

— Ты был один?

— Та ни. Ще два, та воны убиглы.

— А тебя бросили?

— Та так, — всхлипывая, ответил парень.

— Откуда сам?

Парень назвал хутор где-то под Луцком.

— В машину его! — скомандовал капитан и обратился ко мне: — Так что же с тобой делать, старший лейтенант? Ты ж так не дойдешь, бандиты тебя порешат. Их тут — за каждым кустом. Ладно, подброшу тебя до наших постов.

Мы с ним сели в кабину, солдаты с бандеровцем разместились в кузове, машина лихо развернулась, и мы направились в сторону Ковеля. Проехав километров пятнадцать, уперлись в наш заградительный пост на дороге. Здесь капитан высадил меня, сдал бандеровца командиру поста и уехал. У меня еще раз проверили документы, и я бодро зашагал к Ковелю, до которого оставалось километров двенадцать. До города добрался к вечеру без приключений.