Фулгрим
Шрифт:
Вновь и вновь скульптор возвращался мыслями к тому прекрасному дню, когда он и Серена шли рука об руку по посадочной палубе, радостные и беззаботные, предвкушающие, как вместе откроют для себя новый мир. Коридоры «Гордости Императора» все ещё гудели, взволнованные слухами о последней, решающей битве Детей Императора на Лаэре, или, если быть точным, Двадцать Восемь-Три.
Серена зашла к Остиану, чтобы «проводить» его на предвылетную перекличку, наряженная в невероятное платье, явно не подходящее для визита на затопленный мир. Перешучиваясь и смеясь во весь голос, они шли по невероятно высоким палубам корабля, встречая все больше Летописцев.
Настроение
— Какие же мы счастливые, Остиан — промурлыкала Серена, когда они подошли к огромным, позолоченным противовзрывным дверям палубного шлюза.
— Да ну? — весело спросил Делафур, не замечая в этой обстановке всеобщей радости мрачного взгляда Беквы Кински, упершегося ему в спину. Наконец-то он увидит океан! Его сердце просто-таки прыгало от счастья при мысли об этом, и Остиан попытался успокоить себя цитатой из писем древнего философа Суматры, Сахлонума. Тот говорил: «Истинный смысл любого путешествия кроется не в том, чтобы увидеть новые земли, а в том, чтобы обрести там новый взгляд».
— Лорд Фулгрим ценит наш тяжкий труд, дружок, — заявила Серена. — Я слышала, что в других Экспедициях Летописцы уже счастливы, если увидят спину Космодесантника, не говоря уже о высадках на покоренные миры.
— Ну, Лаэр-то покорен до конца, — ответил Остиан. — Там не осталось ни одного живого ксеноса, их всех перебили.
— Вот и прекрасно! А кто-то рассказывал, что Воитель до сих пор не пустил никого из своих Летописцев на Шестьдесят Три-Девятнадцать.
— Я не удивлен. Говорят, там все ещё «присутствует сопротивление», так что понятно, почему Воитель не хочет рисковать ими.
— Сопротивление! — фыркнула Серена. — Астартес всех там разотрут в порошок. Кто вообще может им противостоять? Да по сравнению с нами они настоящие боги! Неуязвимые и бессмертные!
— Не знаю, — ответил скульптор. — В Ла Венице ходят слухи о значительных жертвах в последнем сражении.
— Ха, Ла Венице! — отмахнулась художница. — Ты что, веришь всему, что прошипят в этом гадючьем гнезде, Остиан?
«М-да, здесь она права», — подумал Делафур. Ла Венице, «Маленькой Венецией», называли часть «Гордости Императора», отданную во временное пользование Летописцам. Её действительно гигантские залы, расположенные на верхних палубах, из тренировочных комплексов и складов преобразились в столовые, зоны отдыха, уютные «улочки» для прогулок и даже выставки. В течение всей кампании на Лаэре проводил там все свободные вечера за болтовней и выпивкой со знакомыми художниками. Идеи лились рекой, и ощущения от того, что находишься в среде, где замыслы витают в воздухе и обсуждаются в горячих спорах, были крайне острыми и приятными. Желание лишний раз поприсутствовать при рождении нового гениального произведения манило как наркотик.
Но у всего на свете две стороны, и в «Венеции» вино лилось потоком не менее бурным, чем идеи. И, когда оно переливалось из бутылок в глотки, место встречи превращалось в рассадник злобы, скандалов и интриг. Остиан понимал, что поместить в ограниченное пространство столько людей с артистической натурой и надеяться при этом избежать склок, было бы глупо, но их поведение все равно казалось ему смешным, диким и неразумным.
Но в тех историях, что рассказывали об ужасах сражений за Лаэр, были зерна правды. Люди говорили о трех сотнях погибших Астартес, а кто-то поднимал цифру до семисот и утверждал, что вшестеро больше были ранены.
Поверить в подобное было невозможно, но при этом Остиан часто задумывался о силах, способных за месяц сокрушить целую цивилизацию. И какую цену пришлось заплатить при этом? Да ещё и сами Десантники последнее время выглядели мрачными, но семьсот погибших? Это уже слишком.
Все мысли о погибших Астартес вылетели из головы скульптора, как только они с Сереной вошли на посадочную палубу и мощные двери шлюза сошлись за ними, отделив от корабля. У Остиана просто отпала челюсть, когда он увидел, насколько огромны ангары «Гордости Императора». Его оглушил гул работающих механизмов, поразил потолок, теряющийся в полумраке и похожие на муравьев сервиторы в дальнем конце палубы. Холодная чернота космоса виднелась сквозь помеченное сверкающими красными огнями стартовое «окно», закрытое силовым полем. Делафура тут же передернуло при мысли о том, что произойдет, если оно откажет.
Грозные «Штормбёрды» и «Тандерхоуки» уже были закреплены на стартовых рельсах, проходивших по всей длине ангара. Их пурпурно-золотые корпуса были вычищены до блеска и излучали в пространство спокойную и уверенную мощь.
Колесные сервиторы медленно ползли по палубе, волоча за собой снарядные ящики и стойки с ракетами, грохотали топливозаправщики, а контролеры в разноцветной форме управляли этим бедламом со спокойствием и знанием дела, поразившим Остиана. Куда бы он ни взглянул, всюду суетились занятые рабочие, и суматоха, царившая здесь, в сердце флота, только что окончившего кровопролитную войну и стершего из истории цивилизацию, казалась нелепой и прозаичной.
— Остиан, закрой рот, не то муха влетит, — улыбнулась ему Серена.
— О, прости, — пробормотал он, заглядываясь на чудеса, открывающиеся за каждым поворотом: огромные подъемники, сжимающие в механических клешнях тяжеленные бронемашины сменялись фалангами Астартес, садящихся на челноки или выходящие из них с одинаково прекрасной слаженностью.
Почетный эскорт вел Летописцев, словно по линеечке, и Остиан понял, что это было по-настоящему необходимо — малейший сбой, любая помеха этому сложному «танцу» на посадочной палубе, могли привести к кошмарным последствиям.
Вольное и веселое настроение Летописцев как-то сникло и сменилось серьезным, стоило им наконец добраться до конца ангара, в котором на задрапированном пурпурной тканью подиуме стоял огромный и прекрасный Десантник, возвышавшийся над парой итераторов. Делафур узнал Первого Капитана Юлия Каэсорона, бывшего на концерте Беквы Киньски, но итераторов он видел впервые.
— А что они тут делают? — прошептал Остиан. — На Лаэре ведь никого не осталось, и просвещать некого?
— Они тут из-за нас, — ответила Серена.
— Из-за нас?
— Да. Хоть Лорд Фулгрим и привечает нас, я больше чем уверена — он хочет, чтобы мы видели там только нужные вещи и по возвращении говорили нужные слова. Так, я думаю, Капитана Юлия ты помнишь, а вон тот лысеющий тип слева — Иполид Зигманта, довольно приличный человек для итератора. Единственное, очень любит поговорить и наслаждается звуками своего голоса — но это у него профессиональное.
— А та, что рядом с ним? — спросил Остиан, глядя на женщину с волосами цвета воронова крыла, излучающую абсолютное спокойствие.