Фулл сайз. Только не в меня
Шрифт:
Она смотрит недоверчиво. И я вероятно сейчас и вправду похож на безумца. Алмаз стоит примерно столько же, сколько я предлагаю нестандартному ангелу-хранителю. Правил же нет, так Боря сказал. Так почему бы мне просто не купить эту кобылку, по цене моего племенного жеребца, на которого раскатал губу Борюсик.
– За работу няней вы предлагаете мне такие деньги?
– Да, – вру я, погано кривясь, но она не смотрит мне в лицо и не видит маски демона на нем. О чем-то думает, закусив уголок губы. Сребролюбие не чуждо даже ангелам.
– Я согласна, – наконец-то
– Вот и умница. Я в тебе даже не сомневался. А по поводу отношений – я столько не выпью. Ты не в моем вкусе, – нервно хихикаю я, нащупывая в кармане разрывающийся вибрацией телефон. Звонит Федор, и я совсем не хочу с ним сейчас разговаривать. Только не сейчас. Меня терзает охотничий азарт, сравнимый разве что с первым заработанным миллиардом. – Главное, что будешь чувствовать ко мне ты, правда же? Ты в меня влюбишься.
– Если только меня будут пытать, – надо же, вредная какая. Ну, ну. Зубки-то у нее все же есть. Тем интереснее будет игра. – Хотя нет, даже если с меня сдерут живьем шкуру этого не случится. В кого угодно, только не в тебя.
– Только не в меня, говоришь? – хохочу я, и вижу, что она сердится.
Сопит обиженно. Да и пес с ней. Это же не я должен в нее влюбиться, а она в меня. И если мартышка действительно не подсадная, Гоген мой. И два миллиона – это очень недорого, за такое приобретение. А если она все же подстилка Борьки, се ля ви. Все по-честному. Я ее сломаю, даже невзирая на то, что эта чертовка спасла Маришку.
– Говори адрес, – приказываю, уже чувствуя свою власть над глупышкой.
– Чей? – хрипло спрашивает Вера.
– Папы римского. Твой, конечно. Я дам тебе полчаса на сборы. Телефон, планшет компьютер не брать. У тебя будет доступ к домашним гаджетам. Телефонные звонки и интернет, только с моего позволения.
– Это не было оговорено, – протестует Вера. Надо же, а у нее голос есть, да какой. Красивый голос, словно присыпанный песком. И когда она злится, не такая уж и дурнушка. – Вы ставите мне условия, даже не выслушав моих. Не стоит думать, что купили меня.
– Вера, я купил тебя, нравится тебе это или нет, – растягиваю губы в улыбке, но мне отнюдь не весело. Мне уже начинает нравиться эта игра. Она будоражит все рецепторы в организме. – И я тебе не верю.
– Тогда сделки не будет, – ее ноздри раздуваются от злости, а глаза мечут зеленые молнии. Глупенький храбрый ежик. Она еще не понимает, что попала в капкан из которого я ее не выпущу. – Остановите машину. Вы… ты, хочешь доверить мне свою дочь, при этом не веря мне. Больной, ты точно психически нестабилен.
Она дергает ручку дверцы, так остервенело и нервно. Сдувает со лба непослушные пряди волос, выбившиеся из растрепанной прически. Они похожи на медные спиральки, и делают ее еще более смешной и трогательной. Нажимаю на кнопку центрального замка. От неожиданности она вываливается на стылую землю, и тихонько скулит.
– Ты замерзнешь, если тут тебя
Выхожу из машины, только для того, чтобы увидеть ее страх. Но она совсем не напугана. Она в ярости. В меня летит грязный кусок льда, подобранный ею с земли. Висок обжигает болью, и мне это даже нравится.
– Подонок. Какой же ты подонок, – больше не сдерживаясь рыдает Вера, и вдруг обмякает. Да, детка. Ярость выжигает. С ней надо срастись, чтобы не было вот таких откатов. – Почему так? Ну почему? За что тебе досталась такая чудесная дочь? Мне нужны те деньги, что ты предложил, чтобы снова стать матерью. Почему вот так – одним все, а другим?..
– Да, я подонок, – подхватываю на руки не сопротивляющуюся больше женщину, содрогающуюся в рыданиях. – Говори адрес. Поедем за твоим хабаром. Позвоним твоим подругам, чтобы не дергались и не делали резких движений. Я так понял ты согласна на все мои условия?
Она, всхлипывая, говорит название улицы, и замолкает. Я ее сломал. Как-то уж слишком быстро. Даже не интересно.
Этот мужчина зло в чистом виде, завернутый в человеческую кожу, словно невкусная конфета в абсолютно шикарный фантик. И я уже жалею, что решила поддаться искушению. И теперь боюсь подавиться. Он шагает за мной по ступеням родного подъезда, а мне кажется, что я всхожу на эшафот. И он мой палач. На площадке перед моим этажом света нет. Опять сперли лампочку, видимо. Они пропадают со скоростью света, как бы не смешно это звучало.
– Давай, – слышится из темноты истеричный шепот. Ярцев не успевает среагировать. Мелкая тень кубарем бросается ему в ноги. Любимый прием моих дорогих подруг. Как же я не подумала про них. Девчонки страшнее урагана носящего женское имя. Я смотрю, как он взмахнув руками валится назад, сползает по лестнице вниз, не произнеся при этом ни звука.
– Ты видала, как мы сделали этого подлеца? Вы долго, кстати. Коза вон свалила, не дождалась. Ее Бусик такой скандал закатил. Что мать семейства шарится ночами не пойми где, – радостный голос Вальки похож на вопль индейца, получившего первый приз в соревновании по сдиранию скальпов с бледнолицых. – Мойва – торпеда. А говорила-то «Да не смогу, да навык потеряла. Фря вавилонская». Совесть ты, Катька, потеряла, а не навык. Врешь, как дышишь. А дышишь часто.
– Чуть шею не свернула, блин. Кабан такой, за перила еще цеплялся, – бухтит Кэт. – А она, между прочим дорого стоит у меня, моя шея. В следующий раз твоя очередь, Валюха.
– Не. Мне нельзя. Я в голову не только ем, не то что некоторые, – хихикнула Валька, и замолчала, уставившись на меня блестящими в темноте глазами. – Верка, ты чего?
– Ничего.
Я холодею от ужаса, слыша яростный рев поверженного титана. Значит жив здоров и невредим мальчик Вася Бородин. И это для нас сейчас смертоубийственно, судя по звукам, несущимся с подножия лестницы.