Фулл сайз. Только не в меня
Шрифт:
– Макар Семенович, я на секунду отошла за договором, – блеет за спиной чертова дура. – Вы же мне приказали.
– Пошла к черту, – рычу я, падая на колени перед суперженщиной. Мне страшно. Я хочу, чтобы она ожила. – Уволена.
– Па, ты всех уволил сегодня, – шепчет Маришка, ведя пальчиками по бледной щеке женщины. – Это неправильно. Тетя Мила совсем не виновата. Она работала свою работу.
– Жива, – говорю сам себе и поднимаюсь на ноги. – Скорую вызови, быстро, – приказываю хлюпающей носом Миле. Она тут же бросается исполнять, судя по противно булькающим звукам набора в смартфоне. Народу вокруг толпа. Но отчего-то никто даже не подумал позвонить медикам. Уроды.
– Эй, мужик, эта
Рука действует отдельно от разума. Я слышу хруст ломающегося хряща, костяшки обжигает болью. Если сейчас меня никто не остановит, я переступлю черту. Я это знаю. Чувствую. Ярость в мозгу сверкает и переливается всеми цветами радуги. Этот подонок, валяющийся сейчас в грязи, судя по одежде и повадкам, обыкновенный мажор. Ему не жалко ни женщину, которая лежит словно сломанная кукла, ни девочку, которая скулит на одной ноте от страха. Папин-мамин сын, воспитанный на жирных сливочках, тряпках из бутиков и уверенности в собственной неприкосновенности.
– Машину пожалел, – улыбаюсь я уголком губ, и понимаю, что выгляжу сейчас как Ганнибал Лектер. – А знаешь, стремная у тебя тачка. Ты же знаешь, дружочек, что тут нельзя гонять на уродливых корытах?
Кивает, глядя расширившимися глазами на монтировку, поднятую мной с земли монтировку. Надо же, он быстро ползает оказывается. Теряю интерес, и не двигаюсь даже слыша рев мотора. Подонок сбегает, но я его найду.
Тихий стон, полный боли остужает меня. Я с силой бросаю свою оружие в лобовое стекло спортивного седана и теряю интерес к ублюдку. Женщина наконец открывает глаза. Я склоняюсь к ней и едва сдерживаю рык. Она смотрит на меня глазами цвета изумрудов. Невозможными глазами, которых не существует в природе.
Глава 2
– У вас глаза моей дочери.
Я размыкаю веки, и хочу снова зажмуриться. Мечтаю провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть лицо склонившегося ко мне мужчины. Куда я снова влезла?
– Если это подкат, то вы грязный извращенец, – ухмыляюсь, и тут же морщусь от боли в разбитой губе. Выгляжу наверное бомбически сейчас. Судя по ощущениям, сейчас я похожа на мисс Клювдию из мультика про уток. Хотя, головой-то я видать приложилась. Какая разница, что подумает обо мне странный мужик, осматривающий мое распластавшееся по асфальту, не худенькое отнюдь, тело? Интересно, красавчик видел меня в роли свадебной куклы на капоте? Черт, да не интересно мне это. Я опоздаю в ресторан и Валька меня освежует. Так что мне сейчас гораздо интереснее сколько времени я провалялась на ледяном асфальте под пристальным взглядом этого извращуги? Еще часа четыре до встречи с подругами у меня есть. Успею добежать до канадской границы. Черт, о чем я думаю? Я же вытолкнула из-под колес ребенка. И где он сейчас, точнее она – малышка с маленьким зверьком в руках. Неужели?.. – Девочка, где девочка? С ней все в порядке?
– Было бы странно подкатывать к полумертвой женщине. Я конечно извращенец, но не до такой степени. Да и ваши колготки не будят во мне фантазий. Разве что шапка… – ухмылка, как у чеширского кота, какая-то абсолютно дикая, повисает в воздухе, постепенно тая. Надо же, шутник. – Не дергайтесь. Сейчас приедет «скорая», вдруг у вас внутренние повреждения, – приказ в голосе мужика, отчего-то, приводит меня в ярость.
– Вам-то какое до этого дело? – пыхчу, пытаясь собрать конечности в кучу.
– Папа просто переживает, – детский голосок взрывает пространство, и я чувствую, как меня
– Маришка, замолчи, – стонет мужчина, и я наконец-то могу его рассмотреть. Небритый, похожий на медведя, глаза уставшие, больные. И копна растрепанных темных волос, судя по всему ранее, аккуратно уложенных, но теперь топорщащихся во все стороны, как «взрыв на макаронной фабрике».
– Вы спасли мою дочь. И я не могу позволить вам вести себя безрассудно, – надо же, не может он. Значит называть меня толстой может, а позволить вести себя неподобающе канонам и благоразумию не имеет возможности. Наглый, нахальный, самоуверенный мерзавец, считающий себя хозяином жизни. Это все написано на, словно выточенной из камня, физиономии. И как только у него получилось стать отцом такой красивой малышки? Сам-то похож на дикого вепря. Смотрю на девочку и чувствую, что сердце пропускает удары. Моя дочь сейчас такой бы могла быть.
– У вас просто шок. Сознание не теряют без причины, – продолжает занудничать мой новый знакомый. Не объяснять же ему, что эта оказия всегда со мной случается в моменты сильных душевных волнений, выплеска адреналина в кровь и страха. С детства мама таскала меня по врачам, считая припадочной. И болит у меня сейчас только часть организма, чуть пониже спины, на которую пришелся основной удар. Но моя подушка безопасности вполне способна вынести и более сильные потрясения.
– Шок у вас, судя по всему, – парирую я, не понимая почему вредничаю и стараюсь вывести из себя такого заботливого кавалера. И почему мне страшно хочется сбежать? Может потому, что маленькая девочка, стоящая рядом с медведем будит страшные воспоминания о моей потере? И они больнее, чем травмы полученные в этом происшествии, и гораздо глубже.
У меня наконец – то получается подняться на ноги, и мир вокруг начинает раскручиваться, словно огромная карусель. Делаю шаг, и понимаю, что сейчас свалюсь снова к дорогим бареткам красавчика, и тем самым подтвержу его правоту. Только не это. Валька как в воду смотрела, про трамвай-то. Сейчас у меня ощущение, что я все же сыграла в Анну Каренину. Сильные руки подхватывают, не дают рухнуть. По телу разливается приятное тепло. Черт, да что ж такое? Мужик прав, у меня шоковое состояние. Иначе чем объяснить помутнение рассудка? Его прикосновения приводят в чувство, заставляют дышать. Как раз в этот момент я слышу вой сирены скорой помощи. А потом все заканчивается. И я чувствую спиной только ледяное покрытие носилок, и словно сквозь вату слышу обрывки фраз.
– В какую больницу повезете? – спрашивает наглый хам.
– На Революционной.
– Здесь думаю хватит на то, чтобы обеспечить женщине нормальные условия.
– Еще как, командир, – отвечает невидимка. Наверное фельдшер со скорой.
– Я навещу вас, – это хам шепчет уже мне. – Вы мне жизнь сегодня спасли. Дочь – все, что у меня есть.
– А у меня нету, никого и ничего. И вы мне не нужны, – выдыхаю в пространство и вдруг вспоминаю. Я его видела. Давно, в другой жизни. И тогда на его лице были написаны гордость, торжество и безграничное счастье. Я стояла на пороге роддома пять лет назад, боясь, что потеряю связь с планетой и улечу в космос. Наверное поэтому и запомнила отца с охапкой цветов, красивую, но злую женщину и пищащий сверток в руках детской медсестры. Врезался мне в память, но сейчас он мало похож на себя прежнего. Морщинки в уголках губ, потухшие глаза его изменили не в лучшую сторону. Странная штука жизнь. – Не приходите. Не затрудняйте себя. Я ничего особенного не сделала. И вы не должны мне ничего. Это просто нормальный человеческий инстинкт. И на вашем месте я бы не размахивала монтировкой на глазах у дочери.