Футбольная горячка
Шрифт:
6) Он присутствует на каждой открытой.встрече в Лутоне, где болельщики общаются с тренером и членами комитета, но в последнее время начал сильно подозревать, что больше ему не позволят задавать вопросов. Нейл от этого в полном недоумении, но я-то помню, что некоторые из его вопросов – вовсе не вопросы, а громогласные и нелицеприятные обвинения в непригодности и некомпетентности.
7) Он направил в лутонский комитет предложение увековечить Рэдди Энтика, чей гол на последней минуте на «Мейн-роуд» предотвратил вылет команды во второй дивизион.
8) Утром по воскресеньям (даже если он вернулся после субботней гулянки незадолго до матча) Нейл играл за «Буши-Би» – команду лиги Маккаби, хотя в последнее время имел много дисциплинарных проблем, а теперь, когда я пишу эту книгу, вообще посажен на скамью запасных.
Данная
«Лутон» – клуб небольшой, и у него не так много болельщиков (примерно между четвертью и третью от количества фанатов «Арсенала»). Смотреть ту игру было интересно не из-за футбола – встреча закончилась с сереньким результатом 1:1, хотя сначала мы вели после гола Дэвиса. Забавно было наблюдать, с каким чувством собственника входил на стадион Нейл – будто именно он все эти годы тянул на себе клуб. Он знал каждого третьего болельщика и останавливался, чтобы переброситься словцом то с одним, то с другим. Когда же он посещает выездные матчи, то кажется отнюдь не пылинкой в огромной вражеской армии, а знакомой и узнаваемой личностью среди разношерстных двух сотен человек, а то и меньше – если игра неинтересная и проводится в середине недели.
Но для него это развлечение – он Владыка «Лутона», Король Кенилуортской дороги. Так что когда его приятели слышат по телевизору, по радио или по трансляции на других стадионах Лиги, как закончилась субботняя встреча с «Лутоном», они просто думают – Нейл Каас: «Ливерпуль» – «Каас»: 2:0, или «Каас» на последней минуте избежал поражения, или «Каас» взял Литтлвудский кубок…
Для меня уже в этом заключается притягательность футбола, хотя я никогда не претендовал на то, чтобы определять «Арсенал» в том смысле, в каком Каас и «Лутон» определяют друг друга. Притягательность эта формировалась долгие годы, но сила ее магнетизма чрезвычайно велика: «Мне нравится, что люди думают обо мне постоянно».
Я знаю, что так оно и есть. 26 мая я поздно вернулся домой с вечеринки и обнаружил на автоответчике около полутора десятков вызовов от друзей со всей Британии и из Европы – со многими я не разговаривал уже несколько месяцев; мне часто звонят после провала или успеха «Арсенала» – нередко совсем не интересующиеся футболом приятели, которые случайно бросили взгляд на спортивную страничку в газете или не успели выключить телевизор после блока новостей перед спортивными комментариями (в поисках подтверждения я спустился к почтовому ящику и там тоже нашел благодарственную открытку от одной приятельницы – несколько недель назад я самым примитивным образом помог ей, и с тех пор мы не виделись. Сначала я удивился, с какой стати она благодарит меня, когда прошло столько времени – да и не ждал я никаких благодарностей. Но в постскриптуме значилось: сочувствую по поводу «Арса», и это служило объяснением всему). Даже если предположить, что нечто – Микки Рурк, брюссельская капуста, станция метро «Уоррен-стрит» или зубная боль (у каждого с вами связаны свои ассоциации) – вдруг напоминает о вас и в поезде чьих-то мыслей вы попадаете в отдельный вагончик, то все равно не угадаешь, когда это произойдет. Все непредсказуемо и случайно. Но вот с футболом совсем по-другому, не столь наугад: в такие вечера, как во время чемпионата 1989 года или в дни вроде рек-схэмского провала 1992 года, о тебе думают десятки, может быть, даже сотни людей. И мне приятно, что бывшие подружки или приятели, с которыми я потерял контакт и вряд ли снова сойдусь, сидят перед телевизором, и вдруг у них мелькает мимолетная, но все же мысль – НИК! – и они радуются или расстраиваются из-за меня. Такое происходит только с нами.
Моя лодыжка
Совершенно не знаю, когда это произошло: не исключено, что я тащился на бал или на какое-нибудь столь же неприятное для меня аналогичное мероприятие. И не сразу осознал, что случилось. Только
Дома мне привязали к ноге пакет мороженой фасоли, и я стал прикидывать свои возможности. Сосед, его девушка и моя девушка настаивали, что поскольку я совершенно не могу ходить и страдаю от боли, то надо остаться дома и слушать репортаж по радио, но я знал, что должен попасть на игру: ведь существовали такси, скамьи на нижней западной трибуне и на крайний случай – плечи друзей; паника стала утихать, все остальное было делом логистики.
В итоге вышло не так уж плохо: мы доехали на метро до «Арсенала» вместо «Финсбери-парк» – не так далеко идти пешком, – а потом всей компанией стояли не на своем обычном месте под навесом северной стороны, а гораздо ниже, где навеса не было, и хотя весь первый безрезультатный тайм лило как из ведра, но зато передо мной был оградительный барьер, о который можно было опереться, и, когда «Арсенал» забил гол, толпа не потащила меня по террасе вниз. Но промокнуть до нитки (и заставить промокнуть других), трястись от боли и ехать втрое дольше на стадион и обратно – не слишком высокая цена. Во всяком случае, если альтернатива кажется катастрофической.
Матч
Мы с Питом выехали около двенадцати, спешили на трехчасовой воскресный матч и успели вовремя. Игра получилась ужасной – нолевая ничья, жуткий холод, а если учесть, что шла прямая трансляция, мы вполне могли бы остаться дома и посмотреть матч по телевизору. На этом способность самоанализа меня покидает: на кой мы потащились на стадион? Потащились, и все.
До 1983 года я ни разу не видел прямой трансляции матча Лиги. И не только я – никто из моего поколения. Когда я был маленьким, футбольных передач было еще мало: час вечером в субботу, час днем в воскресенье и иногда около часа среди недели, когда наши клубы встречались с европейскими командами. А все девяносто минут показывали очень редко. Но еще реже – внутренние игры: финал Кубка и максимум две-три игры чемпионата.
Смехотворно. Даже полуфиналы Кубка и решающие встречи Премьер-лиги не удостаивались прямой трансляции. Многим каналам не позволяли показывать матчи и в записи (когда на чемпионате в 1976 году «Ливерпуль» разгромил «Куинз Парк Рейнджерз», голы пришлось смотреть в выпусках новостей. Но таковы были телевизионные правила, которых не понимал ни один человек). Так что, несмотря на спутниковую связь, цветное изображение и двадцатичетырехдюймовые экраны, приходилось приникать ухом к транзисторным приемникам. Наконец клубы поняли, что на трансляциях матчей можно делать большие деньги и ТВ готово их платить. Лига тут же повела себя как монашка из анекдотов: позволяла делать все, что угодно и кому угодно – менять время начала игр, дни встреч, даже команды и цвета их футболок, ее ничто не волновало. А болельщиков – то есть тех, кто платил за места на стадионе, держали за полных идиотов. Дата на билете не имела никакого значения: если Ай-ти-ви или Би-би-си хотели изменить дату – не было никаких проблем. Так, в 1991 году собиравшиеся на ключевой матч в Сандерленд болельщики «Арсенала» обнаружили, что после вмешательства телевидения (начало встречи было перенесено с трех часов на пять), они при всем желании не могли попасть на последний поезд в Лондон – он уходил раньше, чем заканчивался футбол. Но кого это волновало? Ровным счетом никого. На нас всем было наплевать.
Я продолжал ходить на «Хайбери» в дни трансляций главным образом потому, что загодя заплатил за сезонный билет. А иначе, провались оно пропадом, ни за что бы не потащился в Ковентри, в Сандерленд или еще куда-нибудь к черту на рога – сидел бы дома и смотрел игру по телевизору, как, не сомневаюсь, и многие другие болельщики. Когда-нибудь телевидение заметит наше отсутствие. Как бы телевизионщики ни поднаторели в работе со звуком, настанет момент, когда им не удастся создать видимость ревущих трибун, потому что никто из нас не придет на игру – мы останемся дома лупиться в ящик. И тогда, я очень надеюсь, тренеры и председатели клубов уделят нам в программе, сетующей на нашу неверность, напыщенные сердитые строки.