Фвонк
Шрифт:
«Он сказал, что поделать с этим ничего нельзя, ты должен признать этот факт, принять и научиться с ним жить. Такое иногда случается. Он слышал о подобных случаях».
«Слышал раньше?»
«Именно так. В целом он не склонен драматизировать ситуацию. Бывает и не такое».
«Что за мир!»
«Да уж. И я хорош — принял его за обычную какашку».
Йенс покачал головой:
«Ты невероятно наивен, Фвонк, это даже трогательно. В политике ты бы и часа не продержался».
159) Йенс решил, что они как раз успеют перед вылетом домой посетить Будапештский зоопарк. Ему необходимо побыть среди зверей. Поскольку люди его достали. Никогда не известно, чего от них ждать. К тому же у него есть мечта
В метро по пути в зоопарк Фвонк сидит как мышка. Прямо напротив него три женщины детородного возраста. Две в темных очках, а третья все время говорит по-венгерски в телефон, искоса поглядывая на Фвонка. Вот ведь камарилья. И конечно, они решили подловить его за границей. Почерк мастеров. Этого у них не отнять. Они держатся сплоченно по всему миру, и проблемы одной страны легко решаются в другой. Фвонка прошиб холодный пот. Он оцепенел, он знает — скоро его отправят кормить рыб на дне Дуная. Йенс и ухом не ведет, не видит, насколько опасна ситуация. Знай себе дурачится с охранниками да примеряет кроличью ушанку, купленную у метро. Диву даешься, что такой ненаблюдательный человек забрался так высоко.
160) «Я был абсолютно уверен, что у них здесь есть лигр», — говорит Йенс, изучая план зоопарка.
Фвонк, вообще-то, не знает, что это за зверь такой — лигр, но почитает за благо не уточнять, охранники, оба в темных очках, отошли шагов на десять и болтают, как кажется Фвонку, о дачах.
«Зато у них есть малыш гориллы и новорожденный орангутан», — говорит Фвонк.
«Приматы меня сроду не интересовали, — фыркает Йенс. — А вот лигра я всегда мечтал увидеть. Я даже просил зоопарк в Кристиансанне купить одного, но получил отказ. Они, похоже, считают его противным природе существом, а стоит за ними христианское лобби Южной Норвегии, это рана в сердце. Я думаю, практически в любой другой стране дирекция зоопарка приняла бы во внимание намеки премьер-министра и завела бы лигра, но в Норвегии о таком и мечтать не стоит, это больно, Фвонк».
Фвонк кивает.
«Вот если бы Берлускони попросил Римский зоопарк завести лигра, что бы те сделали?»
«Завели бы», — говорит Фвонк.
«Именно! — горячится Фвонк. — Можно головой поручиться, что они бы уж расстарались, не то что в Норвегии. Нет, есть свой шарм в том, как мало пиетета норвежцы испытывают к властям предержащим, но плевать даже на такие мои намеки — это обидно, притом народ бы валом повалил на лигра, о чем они думают, вообще не понимаю».
Несколько шагов они молчат, Фвонка так и подмывает спросить, и Йенс наконец замечает это:
«Что случилось? Говори!»
«Я вынужден признаться, что не очень хорошо представляю себе, кто такой лигр», — мямлит Фвонк.
Йенс останавливается как подстреленный, кидается к Фвонку и двумя руками хватает его за лацканы.
«Что? — вопит он. — Как, ты не знаешь, кто такой лигр?»
Подбегают охранники и спрашивают, не обидел ли Фвонк Йенса.
«Он меня мучит, он не знает, кто такой лигр!»
Охранники, очевидно, тоже не слыхали о таком звере, Йенс смотрит на всю троицу в полном отчаянии.
«Батюшки, ну что ж мне делать-то?! — трагически восклицает Йенс. — Я чувствую, что полностью выкладываюсь на благо общества и ближних, хотя это нелегко в наши трудные времена, но я не сдаюсь. Однако общий уровень необразованности вокруг меня столь высок, что я впадаю в отчаяние, иногда мне хочется свернуться калачиком и так лежать, мной овладевает меланхолия, я чувствую себя страшно одиноким, страшно». Йенс грузно опускается на скамейку.
«Люди добрые, — с трудом произносит он, — лигр — это ребенок льва и тигрицы, это самая крупная хищная кошка на земле. В отличие от львов лигры обожают плавать, они не умеют лазить по деревьям, их
«Ну-ну-ну, — журчит Фвонк, — не надо так нервничать. Тебя выбило из колеи это происшествие с Гавриилом, все понятно, но остальные тут ни при чем. Давай знаешь что сделаем — сядем, съедим по мороженому и подумаем, как нам быть. Я схожу за мороженым».
«Не хочу я никакого мороженого».
«Не куксись. Конечно ты хочешь мороженого».
«Нет».
«Да. Тебе клубничное?»
«Только не клубничное».
«Шоколадное?»
«Давай шоколадное, если уж тебе так приспичило с этим мороженым».
161) Они долго-долго сидят вместе на скамейке. Сперва съедают два мороженых, потом Фвонк покупает два хот-дога, под конец они заливают все квартой пива.
«Реагировать так на то, что в зоопарке не оказалось лигра, — ненормально», — говорит Фвонк.
«Я знаю», — кивает Йенс.
«Ты не можешь вести себя с людьми подобным образом».
«Я был слишком разочарован. Я очень надеялся на встречу с лигром».
«Все равно».
«На самом деле я страшно не хочу возвращаться домой. Было так прекрасно побыть здесь с тобой, расслабиться. Чувство свободы, которое я испытал вчера в коридоре, Фвонк, — это что-то совершенно особенное. Но теперь я вижу, что все прежнее, обычное снова предъявляет на меня права: страна, которой надо все время управлять, все эти встречи и совещания, и Йонас с Фрукточницей, большие отличники. Меня это давит и ломает, Фвонк».
«Я понимаю».
«И поверх всего еще Гавриил самодельный. Это слишком. Я хочу сбежать от самого себя. Вдвоем с тобой, куда-нибудь».
Он в страхе оглядывается на охранников, боится, не услышали они чего лишнего, часом.
«Ты согласен? Махнем с тобой на юг!»
162) «А это кто?» — спрашивает Йенс и тычет пальцем в большую, странного вида птицу, которая бегает по загону прямо напротив них. Фвонк встает и идет к вольеру почитать табличку.
«Шлемоносный казуар», — говорит он.
«Очень странный».
«Да».
«А где он живет?»
«В Новой Гвинее и Австралии», — читает Фвонк.
Йенс подходит к решетке и протягивает казуару кусок хлеба, тот немедленно выхватывает его без всякого почтения.
«Вот эта птица мне нравится, — сообщает Йенс. — Взгляни на этот коготь, — показывает он на птичью лапу с огромным когтем. — В политике такой ох как бы пригодился, мы могли бы драть и увечить друг друга, когда слов не хватает, а их вечно не хватает, правда, Фвонк. Долгая жизнь в политике научила меня, что почти все дискуссии и дебаты ходят по кругу, если ты поучаствовал в нескольких, ты уже выучил эту механику наизусть, и где тогда взять терпения на следующие дебаты-дискуссии? Как некоторые выдерживают в политике целую жизнь, я просто не могу понять и только надеюсь, что меня сия чаша минует. Фвонк, мне хочется такую птицу, с когтем. То-то бы я вспорол живот Фрукточнице, ха-ха, только не цитируй эти мои слова, или пропорол этого эгоиста, ну, премьера христианского, за то, что он на веки вечные лишил меня возможности взять больничный, этих моих слов тоже никому не передавай, прикинь, вонзить ему коготь прямо в брюхо и провернуть, вот бы я тогда полюбовался на его личико, этого психически нестабильного пса христианского!»