Г?ра
Шрифт:
В конце переулка показались Обинаш и еще несколько студентов. Усилием воли Гора стряхнул оцепенение, охватившее его. «Нет, так нельзя!» — убежденно сказал он себе и выбежал из комнаты.
Он резко упрекал себя за то, что оказался не готов к приходу товарищей. Прежде подобной оплошности с ним не случалось. Этот, казалось бы, пустяк больно задел его самолюбие, и он твердо решил впредь не ходить в дом Пореша и постараться выбросить из головы все мысли об этой семье, даже если бы для этого потребовалось не видеться некоторое время с Биноем.
Приятели собрались
Когда решение было окончательно принято, Гора пришел в восторг. Сильнейшая радость овладела им при мысли о том, что ему удастся сбросить с себя все оковы и вырваться на волю. Уже само сознание того, что они пускаются в рискованное предприятие, казалось, высвободило сердце из опутавших его тенет. Словно школьник, отпущенный на каникулы, Гора чуть ли не в припрыжку выбежал из дому, чтобы сделать все необходимые приготовления к походу, повторяя снова и снова, что чувства, охватившие его, — пустой обман и что истина заключается только в труде.
В это время к дому, бормоча молитвы, подходил Кришнодоял. На плечи у него был накинут чадор, испещренный имена ми богов, в руках он держал кувшин со священной водой Ганги. Гора чуть не столкнулся с ним и, смутившись, нагнулся, чтобы коснуться его ног в знак извинения.
— Оставь, оставь! — заторопился Кришнодоял и в замешательстве быстро отошел от Горы, прикосновение которого, до утренней молитвы, сводило на нет его омовение в Ганге.
Гора никогда не замечал, что отец старательно избегает именно его прикосновений. Он просто считал, что Кришнодоял в своей боязни оскверниться доходит до крайности и старается избежать любых прикосновений. Ведь держал же он на расстоянии даже Анондомойи, как будто она была отверженной, и уклонялся от всяких контактов с Мохимом. Изо всех членов семьи он допускал к себе только дочь Мохима — Шошимукхи. Он заставлял ее заучивать санскритские тексты и посвящал в таинство разных обрядов.
Когда Кришнодоял отшатнулся от него, Гора только усмехнулся про себя: сказать правду, поведение отца постепенно привело к тому, что отношения их стали совсем далекими, и вся привязанность Горы сосредоточилась на матери, которую он считал необыкновенной женщиной, хоть и не одобрял ее вольного отношения к священным законам.
После завтрака Гора связал в небольшой узел смену белья, прикрепил его за спиной на манер английских туристов и отправился к матери.
— Ма, я хочу уйти на несколько дней. Отпусти меня, пожалуйста.
— Куда же ты идешь, милый?
— Я и сам еще не знаю.
— У тебя какие-нибудь дела?
— Не такие, которые мы обычно подразумеваем под этим словом. Поход сам по себе будет делом.
И так как Анондомойи ничего не ответила, он добавил:
— Ма, прошу тебя, не отказывай мне. Как будто ты меня не знаешь. Не бойся, я не сделаюсь саньяси и не стану бродягой. Ведь долго прожить без тебя я все равно не смогу. Ты же это знаешь…
Гора
— Ты, конечно, идешь вместе с Биноем? — спросила она.
— Ну вот… ты считаешь, что без охраны Биноя твоего Гору обязательно похитят! Нет, ма, Биной не пойдет с нами. Я пойду один, вернусь цел и невредим и докажу на деле, что твоя слепая вера в Биноя не имеет под собой никаких оснований.
— Но ты будешь сообщать мне о себе?
— Приготовься к тому, что не буду, — тебе же будет приятнее, если ты все-таки получишь вдруг от меня весточку. Не беспокойся, никто не позарится на твоего Гору. Это только для тебя я такое сокровище. Ну, а если кого-нибудь соблазнит мой узелок, я преподнесу его в подарок и вернусь домой — жизнь за него отдавать я не собираюсь, можешь быть спокойна на этот счет.
Гора низко склонился и взял прах от ног матери. Она опустила ему на голову руку и потом приложила пальцы к губам. Отговаривать его она не стала. Анондомойи никогда ничего не запрещала только оттого, что была раздражена или из страха перед воображаемыми несчастиями. За свою жизнь она повстречала немало всяких трудностей и опасностей и неплохо знала мир, в котором жила. Она отнюдь не была труслива и, отпуская Гору, вовсе не боялась, что он попадет в беду. Однако еще накануне вечером она с тревогой поняла, что в душе ее сына произошел какой-то перелом. Она чувствовала, что внезапный уход Горы связан с этим.
Вскинув на спину узел, Гора вышел на улицу и почти сразу же столкнулся с Биноем, который бережно нес в руках две пунцовые розы.
— Ну, Биной, — засмеялся Гора, — на этот раз я на деле проверю, хорошая или плохая примета встреча с тобой.
— А что, ты разве отправляешься в странствие?
— Да.
— Куда?
— Пусть эхо ответит тебе «куда», — с улыбкой сказал Гора.
— Ничего другого сказать ты мне не можешь?
— Нет. Иди к ма, от нее все узнаешь. А я пошел.
И он быстро зашагал.
Биной пошел на женскую половину дома, поклонился Анондомойи и положил розы к ее ногам.
— Откуда они у тебя? — спросила она, наклоняясь, чтобы поднять их.
Биной не ответил на ее вопрос.
— Как только у меня появляется что-нибудь прекрасное, мне в первую очередь хочется сложить это к твоим ногам, ма, — сказал он и добавил: — Но ты чем-то обеспокоена сегодня.
— Почему ты так решил? — спросила Анондомойи.
— Ты забыла предложить мне пан.
Когда Анондомойи исправила свою оплошность, они уселись рядом и принялись болтать. Никаких предположений, чем вызван внезапный уход Горы, сделать Биной не мог.
— Так вы, значит, вчера вместе были у Пореша-бабу? — спросила Анондомойи.
Биной во всех подробностях рассказал об их вчерашнем посещении, и Анондомойи выслушала его с глубоким вниманием.
Наконец Биной собрался идти домой.
— Ма, могу ли я взять назад розы, после того как ты дала им свое благословение? — спросил он.