Г. В. Флоровский как философ и историк русской мысли

Черняев Анатолий

Властями Чехословакии была учреждена коллегия, состоявшая из ученых — представителей русской эмиграции, по рекомендации которых распределялись академические гранты. Вице- президентом этой коллегии был старый знакомый Флоровского П. И. Новгородцев. «Я впервые познакомился с Новгородцевым в Одессе, — вспоминал Флоровский, — куда он приехал с севера как беженец, держа путь далее на юг… затем встретился с ним снова в Софии, где он оказался проездом в Прагу» ^[96] . У Флоровского сложились хорошие отношения с Новгородцевым, и благодаря его поддержке в октябре 1921 г. Георгий Васильевич получил стипендию, позволявшую ему переехать в Чехословакию с целью продолжения академических исследований, а после защиты диссертации — место преподавателя Русского факультета права при Пражском Карловом университете, где Новгородцев был деканом. Защита магистерской диссертации Флоровского состоялась 3 июня 1923 г., оппонентами на ней выступили Н. О. Лосский, П. Б.Струве и В. В. Зеньковский, в зале присутствовал П. Н. Милюков.

96

Блейн Э. Жизнеописание о. Георгия. С. 35.

Кроме

Новгородцева, в Праге Флоровский особенно сблизился со Струве и С. Н. Булгаковым. Близкий, если не сказать духовно–интимный, характер этих взаимоотношений показывают воспоминания Флоровского о своей свадьбе, состоявшейся в апреле 1922 г., когда «ввиду отсутствия родителей, госпожа Струве, по русскому обычаю, благословила мою жену, а Новгородцев — меня» ^[97] . Струве и Булгаков были кумирами юности Флоровского, когда он зачитывался их статьями в сборнике «Вехи», знакомство с которым стало одним из самых ярких духовных впечатлений его жизни ^[98] . И не случайно в 1921 г., пытаясь консолидировать евразийство с «веховским» направлением мысли, в качестве посредника для этого Флоровский избрал тогда еще лично ему не знакомого Струве, обратившись к нему в печати с пафосным открытым «письмом об евразийстве».

97

Там же.

98

См.: Сосуд избранный. С. 109.

Огромным авторитетом обладал для Флоровского Булгаков — философ, не просто проделавший путь «от марксизма к идеализму», но вернувшийся в церковь, пришедший к самым сокровенным темам православной мысли, ставший священником и богословом. Еще в 1914 г., упрекая В. С. Соловьева и С. Н. Трубецкого в недостатке «церковного опыта», Флоровский указывал, как «современная славянофильская школа уже исправляет принципиально- методологическую ошибку своих учителей, как то особенно хорошо видно в статье С. Н. Булгакова "Трансцендентальная проблема религии"» ^[99] . В Праге Булгаков оказался коллегой Флоровского, ибо был профессором церковного права и богословия Русского юридического факультета, на базе которого Флоровский заканчивал работу над диссертацией и в преддверии ее защиты работал ассистентом. Неудивительно, что вскоре после личного знакомства Флоровский избрал священника–профессора Булгакова своим духовным отцом и пришел к нему с исповедью ^[100] , в очередной раз пытаясь обрести некоего идеального духовного наставника, — пастыря и научного руководителя в одном лице. Очевидно, у Флоровского долго сохранялась глубокая потребность в мудром Учителе и заботливом Отце, которого он не смог обрести в собственном родителе и затем пытался искать в лице Глубоковского, Флоренского, Новгородцева, Струве, Булгакова, Бердяева…

99

Флоровский Г. В. [Рец.:] Проф. Н. Н.Глубоковский. Православие по его существу. СПб., 1914. С. 83.

100

См.: Козырев А. П., Голубкова Н. Прот. С. Булгаков. Из памяти сердца. Прага (1923–1924) // Исследования по истории русской мысли. М., 1998. С. 156; Климов А. Е. Г. В.Флоровский и С. Н. Булгаков. История взаимоотношений в свете споров о софиологии. С. 86.

«В разрозненном, но полном интеллектуального напряжения мире Русского зарубежья, — пишет Е. Евтухова, — личные отношения, такие как между Булгаковым и Флоровским, играли решающую роль в возникновении и формулировании новых идей, мировоззрений и подходов к истории. Однако природа дружбы Булгакова и Флоровского — взаимоотношений, имевших первостепенное значение для понимания нами мира русских идей, культуры и религии в двадцатом столетии, — остается загадочной» ^[101] . «Загадочной» дружба Булгакова и Флоровского предстает главным образом в свете их идейной конфронтации по вопросу софиоло- гии. Однако, помимо теоретических расхождений, притом не сразу представших во всей остроте, между Булгаковым и Флоровским существовали сближающие факторы психологического свойства. Флоровский с юных лет сохранил глубокий пиетет перед Булгаковым и при личном знакомстве встретил со стороны последнего соответствующий отклик, тем более что просьба Флоровского стать его духовным отцом не могла не польстить самолюбию Булгакова. Взаимоотношения по сценарию «духовного отца» и «духовного сына» прекрасно отвечали психологическим запросам не только Флоровского, но и самого Булгакова: «У Булгакова было острое сознание миссии — те, кого он любил, должны были, как ему казалось, его с ним разделять» ^[102] .

101

Евтухова Е. [Предисловие к публикации] С. Н.Булгаков. Письма к Г. В. Флоровскому (1923–1938) // Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2001–2002 гг. / Под ред. М. А.Колерова. М., 2002. С. 176.

102

Там же. С. 183.

Поэтому Булгаков охотно вошел в роль «духовного отца» тридцатилетнего и не слишком склонного к «послушанию» Флоровского, несмотря на быстро обнаружившиеся в связи с этим затруднения, отмеченные короткой записью в булгаковском дневнике уже в сентябре 1923 г.: «Не могу поставить на рельсы Г. В. Ф.» ^[103] . По предположению А. Е. Климова, эти слова свидетельствуют о разногласиях философского характера; на наш взгляд, речь идет не в последнюю очередь о персональном взаимодействии, о невозможности добиться от Флоровского покорности и доверия, подобающих, по мнению Булгакова, по отношению к духовному отцу. Судя

по письмам Булгакова к Флоровскому этого периода, он близко к сердцу воспринимал отношения со своим подопечным, чутко и ревниво реагировал на его мысли, слова и поступки. Например, он очень болезненно воспринял решение Флоровского прекратить свое членство в Братстве Св. Софии, высказанное Флоровским наряду с сомнениями по поводу возможности его сотрудничества в создаваемом при активном участии Булгакова парижском Богословском институте («академии») по причине его «правизны».

103

Цит. по: Климов А. Е. Г. В.Флоровский и С. Н. Булгаков. С. 87.

Флоровский был одним из членов–учредителей возрожденного незадолго до того и возглавляемого Булгаковым Братства Св. Софии, где задавали тон представители старшего поколения религиозно- философской группы «Путь» (которых евразийцы между собой называли «старыми грымзами»). Между «софианцами» и евразийцами, обвинявшими первых в экуменических настроениях, существовала определенная напряженность, поэтому Флоровский был вынужден оправдываться перед Трубецким: «"Братство Св. Софии"… никаких "кат[олических]" соблазнов в себе не содержит, — слово "орден" выдумал Карташев к неудовольствию многих и меня в том числе. Что в Бр[атство] вошли старые грымзы, это делает им честь». Со своей стороны, Флоровский обвинял Савицкого в нагнетании конфронтации с «софианцами» на почве личных амбиций: «Сав[ицкий] видит, что в союзе с о. С[ергием Булгаковым] ему, П. Н., нельзя быть на первом месте и нельзя пестрого петуха запустить… Полная копия с г. г. интеллигентов… И mania grandiosa!» ^[104] .

104

Письма Г. В. Флоровского 1922–1924 гг. С. 170–171.

В конце концов, по–видимому, не желая углублять разногласия с евразийцами, Флоровский решил заявить о своем уходе из Братства, чем вызвал горькие упреки со стороны Булгакова: «Почему у Вас такая бессознательная потребность отлить из различия противопоставление, из несродности враждебность? Я скажу по совести, что ценю Вас и для братства и для академии — и люблю Вас в этом именно своеобразии — именно так, как Вы есть, хотя и чувствую себя в некоторых основных определениях инопри- родным Вам, и это не по пастырской только любви и попечению, но и просто как человек и мыслитель…Ваш выход из братства, как бы мы ни хотели быть друг к другу великодушны… в некотором роде духовный развод, и во всяком случае акт нелюбви… Если не ошибаюсь,.. Ваши личные дела неблагоприятны для Вас, но благоприятны для Вашей мизантропии. Скорблю об этом» ^[105] .

105

С. Н. Булгаков. Письма к Г. В. Флоровскому (1923–1938) // Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2001–2002 гг. / Под ред. М. А.Колерова. М., 2002. С. 197–200.

Однако на этот раз до «духовного развода» дело не дошло, Флоровский и Булгаков остались духовно близкими людьми, что отражает не только их дальнейшая переписка, но и само развитие событий. Принесенная Флоровским жертва в виде ухода из Братства Св. Софии и дистанцирования от коллектива парижской «академии», угрожавшая также и порчей отношений с Булгаковым, не принесла желаемого эффекта, не спасла его положения в евразийском движении. По прошествии года, еще не потеряв окончательно надежды на «возвращение» в евразийство («сожжение мостов» состоялось лишь в 1928 г.), но уже видя безуспешность своих усилий и стремясь загладить излишнюю резкость перед Булгаковым, Флоровский пошел на некоторый компромисс.

В поздравительном письме Булгакову по случаю наступающего нового 1926 г. он затронул обе животрепещущие темы: Братства Св. Софии и Богословского института. Сославшись на некие загадочные обстоятельства, свое решение по поводу Братства Флоровский оставил неизменным: «И не из упрямства, а потому, что иначе не могу. А углублять тему, это значило бы травить не только свои, а преимущественно чужие раны» ^[106] . Что же касается Института, то о нем Флоровский теперь судил иначе — на том основании, что время сделало свое дело и многие первоначальные «шероховатости» на глазах сглаживались: «В конце концов этого и следовало ожидать, и никак нельзя было рассчитывать сразу и вдруг спаять разных и друг для друга новых людей в то живое и соборное единство, которым и должна и может быть подлинная пастырская школа». Затем Флоровский выразил сожаление о своей непричастности к этому «соборному единству»: «Не скрою, что в глубине души завидую Вам и сознаю, что уже теперь не с Вами и не имею утешения в живой и осязательной работе». Ибо та работа, которой Флоровский вынужден заниматься в Праге, была ему не по душе: «Меня очень тяготит то вынужденное отшельничество и одиночество, на которое я обречен по совокупности обстоятельств. Все мое время уходит на замкнутую и одинокую книжную работу, на чтение и писание. В этом есть свой плюс, но зато усиливается и без того присущая мне нелюдимость, а я совсем отвыкаю от общения с людьми» ^[107] .

106

Цит. по: Козырев А. П. Прот. Сергий Булгаков. О Вл. Соловьеве (1924): Из архива Свято–Сергиевского Богословского Института в Париже // Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 1999 г. / Под ред. М. А. Колерова. М., 1999. С. 207.

107

Там же. С. 205.

Подтекст этого письма вполне прозрачен: Флоровский выражал сожаление об упущенной возможности сотрудничества в Богословском институте и сигнализировал о своей готовности исправить ошибку. Возможно, что, когда Институт только создавался, Флоровский воспринял это начинание с характерным для евразийцев скепсисом в адрес деятельности «старых грымз», но теперь, когда учреждение достаточно успешно работало, он понял, что просчитался. А ведь еще полтора года назад декан Института Булгаков прочил ему кафедру патрологии — дисциплины, изучающей жизнь, деятельность и доктрины отцов церкви…