Г. В. Флоровский как философ и историк русской мысли
Шрифт:
Второй элемент жизненной миссии — философия, в особенности традиция русского мессианизма (от славянофилов до Соловьева), идеями которого юный Флоровский был глубоко увлечен, что отразилось уже в первых его печатных опытах. По замыслам Флоровского, философия должна была стать как бы внутренним наполнением его научной деятельности, придать ей целостность и смысловую направленность. Легко согласуемая и с религией, и с наукой, философия не вызывала во Флоровском внутренних терзаний, но, наоборот, выступала в качестве своеобразного агента гармонизации между время от времени конфрон- тирующими в его сознании наукой и религией.
Религия была важна для юного Флоровского прежде всего в качестве некоего идеального горизонта научно–философской деятельности, в духе концепции всеединства. Характерно, что религиозное призвание для него в эти годы отнюдь не ассоциировалось со служением церкви в качестве священника. В исповедальных, наполненных подробностями письмах, посвященных мучительной дилемме Academia vel Universitas, Флоровский ни разу не затронул этого очевидного вопроса, который
Зато в письмах уже университетского периода Флоровский не раз позволил себе критически обмолвиться в адрес церковных институтов и напрямую высказался о нежелании становиться священником — в силу обстоятельств, «заставляющих под большое сомнение брать возможность плодотворного участия в церковных делах. Здесь все довольно-таки безнадежно, и деятели, руководящие жизнью церкви в Одессе, и в центре, и в провинции явно ниже своего положения. Горький опыт нашей одесской жизни заставляет меня ставить окончательно под вопрос возможность жить и дышать спокойно и свободно, будучи служителем церкви ex offices» [63] . Вероятно, в данном пункте он испытывал определенное влияние своих «секулярных» университетских профессоров и родственников–интеллигентов, которые сами отказались от наследственного «духовного» пути и едва ли могли желать «по- повства» своему юному и тоже способному к науке «любимцу» Георгию. В таком случае понятно, почему отец–священник не выражал «полного одобрения» идее младшего сына поступать в духовную академию, — идее, вызванной какими-то смутными восторженными мотивами в духе «ученого служения у Престола Всевышнего» и не связанной с реальным намерением принимать священный сан.
63
Там же. С. 134.
Религиозность юного Флоровского носила преимущественно рассудочный характер, была религией философа, а не мистика. В частности, об этом ярко свидетельствует тот уже отмечавшийся факт, что за разрешением своих духовных сомнений он обратился не к старцу–духовнику, а к ученому профессору. Осознавая свой рационалистический уклон как определенную проблему, Флоровский жаждал мистического опыта, однако краткие вспышки экстаза сменялись в его душе горьким ощущением духовной опустошенности. К этому прибавлялись недоумения по поводу соблазнительных для разума вопросов типа существования злых духов и их вмешательства в человеческую жизнь. Своими мистическими переживаниями и сомнениями Флоровский спешил поделиться с Глубоковским и Флоренским: «Я хочу быть верующим христианином, хочу верить и любить, но как-то слишком я рационалист… Нет и внутреннего просвета в область потустороннего, и напротив даже страх перед потусторонним, не чувственно–земным» [64] ; «Борьба между началами мистикорелигиозным и рационалистиконаучным, — именно борьба, — продолжается во мне давно, и я не чувствую возможности самостоятельно привести ее к решительному концу» [65] .
64
Письма Г. В. Флоровского к П. А. Флоренскому (1911–1914). С. 52; 55.
65
Сосуд избранный. С. 111.
Эта проблема волновала Флоровского в течение долгого времени, и по прошествии года он высказал намерение детально проанализировать ее в философском контексте. Поводом послужила новая книга А. И. Введенского «Логика как часть теории познания», автор которой, рассматривая соотношение веры и знания, критиковал и отрицал мистику даже в качестве специфической формы религиозного знания, ссылаясь при этом на новозаветные тексты. В связи с этим Флоровский предложил Флоренскому как редактору «Богословского вестника» проект посвященного данной проблеме материала: «Мне очень было бы привлекательно под заглавием "В защиту мистицизма" (или под иным каким) подвергнуть разбору взгляд на мистику (и ее отношение к христианству) и веру проф. Александра Ив. Введенского в его "Логике"» [66] .
66
Письма Г. В. Флоровского к П. А. Флоренскому (1911–1914). С. 63.
В целом, религиозность юного Флоровского можно охарактеризовать как симбиоз того философского понимания религии, которое он воспринял у В. С. Соловьева, и конфессиональной традиции
Русской церкви с присущими ей консерватизмом и мистицизмом, аскетизмом и бытовым «благочестием», — традиции, к которой он был приобщен с детства как сын добропорядочного священнослужителя. Как в теории, так и в жизненной практике он стремился совместить, синтезировать церковный религиозно–аскетический идеал с идеалом научного познания, но сталкивался на этом пути с неразрешимыми проблемами: «Я стремлюсь свое мировоззрение развивать на церковной основе… приводить
67
Сосуд избранный. С. 126–127.
На выпускном курсе университета Флоровский пережил своеобразный кризис своего религиозного призвания. Этот кризис, очевидно, был обусловлен университетскими успехами Флоровского, которому было обещано, что он будет оставлен для подготовки к профессорскому званию, а также происходившей тогда постепенной переориентацией его интересов от религиозной проблематики — к научной: «Вообще в последнее время из философских проблем наиболее всего меня занимает модная ныне проблема наукоучения, теории науки, основанная лет 15 назад Гуссерлем, — признается он Глубоковскому. — Прежние лирико–религиозные тенденции как-то ослабели, и ясный повод к этому, помимо сильного психологического влияния общения с экспериментом все время, лежит в чисто случайных обстоятельствах окружающей обстановки» [68] .
68
Там же. С. 134.
Поскольку психология тогда считалась наукой преимущественно экспериментальной, в учебной программе университетского отделения философии и психологии, наряду с историей и филологией, естественнонаучные предметы занимали важное место, и будущие философы должны были проводить немало времени в лабораториях. Флоровский относился к лабораторным занятиям с увлечением и даже достиг в этой области определенных успехов: «Химия мной изучена в полном объеме университетского курса, и знакомство с ней дает глубокое умственное удовлетворение, не говоря о том, что много помогает пониманию гносеологических толкований сущности экспериментального исследования и познания, создавая критическую базу для оценок и разномыслий. В физиологическом же исследовании мне удалось получить некоторые новые данные» [69] . Обобщением полученных Флоровским «новых данных» стали доклад «Витализм и механицизм в биологии» и статья «О механизме рефлекторного слюноотделения», которая удостоилась высокой оценки академика И. П. Павлова и была опубликована в Петербурге в 1917 г. Наряду с физиологией, в университетские годы Флоровский увлекался математикой и логикой, свидетельством чему стала работа «Современные учения об умозаключениях», оставшаяся неопубликованной. Библиография печатных трудов Флоровского по истории русской мысли к тому времени уже насчитывала три работы, которые были созданы еще в начале 1910–х гг.: «Из прошлого русской мысли», «Новые книги о Владимире Соловьеве», «О монографии С. Аскольдова».
69
Там же.
Образование, полученное в Новороссийском университете, обеспечило Флоровскому приличную историко–филологическую подготовку, а полученная в ходе лабораторных работ «сциентистская база… обеспечила ему на всю жизнь отрицание спекулятивной философии» [70] . И то, и другое сыграло немаловажную роль в его последующей самореализации как мыслителя и ученого. В 1916 г. Флоровский с отличием окончил университет и был оставлен при отделении философии и психологии для получения степени магистра и подготовки к преподавательской деятельности. В этот период (с 1916–го по 1919 г.) он также преподавал в ряде учебных заведений Одессы такие предметы, как логика, философия, история, психология. В 1919 г. Флоровский завершил сдачу магистерских экзаменов, прочитал две пробные лекции перед университетской аудиторией, был принят приват–доцентом на историко- филологический факультет Новороссийского университета и приступил к чтению своего первого лекционного курса — «Логика науки о природе». А уже через полгода, в январе 1920 г., семья Флоровских навсегда покинула родину, разделив участь сотен тысяч представителей русской послеоктябрьской эмиграции.
70
Show L. F. The Philosophical Evolution of Georges Florovsky: Philosophical Psychology and the Philosophy of History. Р. 242.
Покинув Россию, семья Флоровских прибыла в Болгарию. Этот выбор был обусловлен тем обстоятельством, что болгарин из числа бывших студентов Василия Антоновича по Одесской семинарии незадолго перед тем возглавил министерство культов страны. Благодаря его поддержке Флоровским удалось достаточно быстро адаптироваться в Софии, где глава семейства получил должность инспектора местной семинарии, позволявшую семье обрести жилье и пропитание. Георгию Флоровскому найти приличное трудоустройство оказалось труднее, и он вынужден был довольствоваться случайными заработками: давал частные уроки, подрабатывал корректором в Российско–Болгарском книгоиздательстве. В то же время такой образ жизни оставлял достаточно времени для работы над магистерской диссертацией, посвященной философии А. И. Герцена.