Габриель Конрой
Шрифт:
— Ты так думаешь? — рассеянно спросила Олли.
— А ведь мы славно здесь жили вдвоем, не так ли, Олли?
— Конечно, — сказала Олли, думая о чем-то своем.
Гэбриель поглядел на сестру с глубоким вниманием; потом взял ее за руку и, сев на приступок, привлек ее на колени, как когда-то.
— Ты совсем не слушаешь, голубка, что я тебе говорю.
В ответ мисс Олимпия вдруг разрыдалась, обхватив брата своими маленькими ручками. После смерти мистера Гемлина она стала грустной и раздражительной; сейчас, сжимая в объятиях Гэбриеля, она, быть может, обнимала
— Грейси! Я думала о бедной Грейси!
— В таком случае, — сказал Гэбриель, отлично во всем разобравшись, но соблюдая требуемый от него в эту минуту такт, — ты вспомнила о ней как раз вовремя. Если глаза мне не изменяют, они вдвоем поднимаются прямо к нам.
По тропинке, вырисовываясь на красном закатном небе, шли двое: Артур Пуанзет и Грейс Конрой. Олли поднялась, горделиво вскинув головку. Вот они уже близко, совсем рядом. Сперва никто из четверых не мог вымолвить ни слова. А потом, вопреки доводам рассудка, повинуясь одной только логике чувства, сестры крепко обнялись. Мужчины сдержанно и свысока оглядывали друг друга.
А минуту спустя, когда сестры разомкнули объятия, мужчины, хоть и не имели к тому ни малейшего разумного повода, тоже обнялись. И лишь позже, когда Грейс, смеясь и плача, отпустила от себя Гэбриеля, мистер Пуанзет смог внести в этот хаос чувств разумную мужскую ноту.
— Теперь, когда вы наконец обрели сестру, позволь те представить вас моей жене, — сказал он, обращаясь к Гэбриелю и беря Грейс за руку.
В ответ Олли бросилась на шею к Пуанзету и обменялась с ним родственным поцелуем, означавшим, что и их вражде пришел конец. Ура!
— Но ты совсем не похожа на новобрачную, — сообщила Олли по секрету миссис Пуанзет. — Где же твоя фата, где флердоранж?.. Ты в простом черном платье…
— Вы забываете, что мы уже семь лет как женаты, — возразил Артур, который всегда все слышал и на все имел готовый ответ.
Тут все вчетвером принялись болтать напропалую, словно всю жизнь были в самой тесной дружбе.
— Послушай, Гэбриель, — сказала Грейс брату, — мы с Артуром должны завтра ехать в восточные штаты, но он говорит, что не двинется с места, пока ты не согласишься взять себе этот дом, дом твоей жены. Если хочешь знать, мы (в это множественное число от личного местоимения я была вложена бездна довольства и счастья), мы уже переписали дом на твое имя.
— Прежде чем толковать о передаче собственности, я должен выполнить некоторые обязательства по отношению к Грейс, — сказал Гэбриель, важно и многозначительно поглядывая на Пуанзета. — Я должен вернуть ей случайно попавшие ко мне ее бумаги. Вот этот документ, — он вытащил из кармана помятый желтый конверт, — я получил с неделю назад; он лежал на почте с самого начала суда, адресованный на мое имя. Он принадлежит Грейси, и я вручаю его ей.
Грейс вскрыла конверт, быстро прочитала бумагу, вскрикнула удивленно, залилась румянцем и спрятала бумагу в карман.
— А этот документ, — столь же важно заявил Гэбриель, вытаскивая из кармана куртки еще одну бумагу, — я нашел в заброшенной штольне в ту ночь, когда прятался от линчевателей. Он прямо относится к Грейси, но и всем не мешает с ним познакомиться. Здесь удостоверено, что доктор Деварджес открыл первым серебряную руду на холме; тем самым, — тут голос Гэбриеля приобрел особую торжественность, — мои права на эту руду; права мистера Дамфи и всех держателей акций, можно сказать, отменяются.
Мистер Пуанзет с интересом взял бумагу и внимательно оглядел ее в тусклом свете гаснувшего дня.
— Вы правы, — сказал он. — Документ в полном порядке.
— А вот третий документ, — объявил Гэбриель, на сей раз вытаскивая из-за пазухи мешочек из оленьей кожи, в котором оказалась еще одна, сложенная в несколько раз бумага. — Это завещание доктора Деварджеса на имя Грейси; Рамирес — бедняга мексиканец, которого убили, — передал его Жюли, моей жене, а Жюли, — тут Гэбриель мучительно покраснел, — сохранила его для Грейси.
Он передал бумагу Артуру; тот взял ее и благодарно задержал в руках огромную ручищу Гэбриеля.
— Ну, а теперь, — заключил Гэбриель, — поскольку становится поздновато и все равно пора кончать этот разговор, не пойти ли нам всем вместе в гостиницу? И раз уж вы уезжаете, мистер Пуанзет, не зайдете ли вы с супругой помириться и попрощаться с миссис Конрой? Ребеночка, кстати, посмотрите — он такой крохотный! Вы просто ахнете, мистер Пуанзет, до чего он похож на меня!..
Но Олли и Грейс стояли в стороне, увлеченные каким-то разговором. Грейс заканчивала свой рассказ:
— Я вынула камень из огня, вот так… (она подняла с земли обломок от развалившейся печной трубы) в точности такой же закопченный и черный, — сильно потерла об одеяло, и он засверкал, как серебро. Тогда доктор Деварджес сказал мне…
— Пора, Грейс, — сказал ей муж, — мы идем проститься с женой Гэбриеля.
Грейс в первую минуту была в нерешительности, но муж, беря ее под руку, чуточку сжал ей локоть. В ответ на эту тайную супружескую просьбу она с живостью протянула руку Олли, и все трое весело зашагали вслед за ссутулившимся Гэбриелем, возглавившим шествие по вечернему лесу.
11. СНОВА СЛЕДЫ
Досадую, что у меня нет полных сведений об этой примирительной встрече Пуанзетов и миссис Конрой; приходится судить о ней лишь по некоторым беглым замечаниям участников. Когда прощание состоялось и Грейс с Артуром благополучно заняли свои места в уингдэмском дилижансе, Гэбриель склонился над лежавшей в постели миссис Конрой.
— Мне показалось, Жюли, что вы с мистером Пуанзетом уже где-то виделись? — сказал Гэбриель.
— Да, мне его представили однажды, но это было не здесь. Думаю, Гэбриель, что особой дружбы у нас с ним не будет, — ответила миссис Конрой, и в ее серых глазах холодным пламенем сверкнуло торжество. — Погляди лучше на нашего малыша. Как он смеется! По-моему, он узнал тебя!..
Изумленный и зачарованный столь стремительными интеллектуальными успехами сына, Гэбриель начисто позабыл начало своего разговора с женой.