Гадир, или Познай самого себя
Шрифт:
Если бы только не было этой гадкой дрожи; первый раз в жизни чувствую себя "дряхлым" (что неудивительно, принимая во внимание ночную нагрузку для мускулов. Лучше, пожалуй, сяду).
Все еще день
Я тут же снова задремал - сидел в Массилии в тесной темной кухне с родителями, у деревянного стола; они ссорились, переругивались; отец прямо-таки кипел от негодования, с напыщенным видом отдавая мне, взрослому мужчине, какие-то нелепые распоряжения, страшно выкатывал глаза, кривил рот, изрыгал грубую солдатскую брань; я этого не спустил и рубанул ему прямо в круглую скандальную морду нечто такое, что он сразу замолк, совершенно сбитый с толку, сник и сидел смирно, будто штаны потерял, хм?! Я проснулся и снова испытал, как прежде в подобных случаях, восхитительное чувство гордости и облегчения, освобожденно рассмеялся,
Руки так и чешутся, как взгляну на прутья решетки: смогу ли их отогнуть? Если да, то я исчезну уже сегодня ночью. Выпью-ка я остатки воды (или вылью на голову: она как огненный шар. Так назывался кабак в Афинах, возле библиотеки, - "У большого огненного шара"; хозяин с непоколебимой уверенностью рассказывал всем посетителям, что когда-то в этом доме останавливался Гомер; с тесного двора видно было окно комнаты с "мемориальной табличкой" внутри!).
У меня больше нет терпения, чтобы спокойно думать о чем-то, никакого терпения.
Все-таки как грамматики пo шло и нелогично мыслят, насколько они неотесанны в философском плане: называют "я был" первым, или несовершенным прошедшим временем; "я имею быть (сделавшим то-то и то-то)" - вторым, или совершенным (а "я имел быть (...)", что еще куда ни шло, - третьим, или сверхсовершенным). Между тем объяснить всю эту систему так просто: у человека есть три временных плана переживаний - неопределенное будущее ("я буду"); интенсивное, но очень тесно ограниченное настоящее ("я есмь"); богатое воспоминаниями, наполненное образами, гарантированное, а потому многоступенчатое прошлое ("я был" и проч.). Это "я был", собственно, и является формой замкнутого в себе, уже не воздействующего на настоящее, прошлого, то есть "совершенного" прошедшего времени. Напротив, "я имею быть (...)" (как со всей очевидностью следует из факта включения в эту конструкцию формы настоящего времени "я имею"!) представляет собой самое недавнее, еще полностью связанное с настоящим и воздействующее на него прошлое! (Пример: я врываюсь, не успев перевести дух, в комнату к другу и спешу сообщить ему: "Послушай, намедни имею я быть пришедшим на агору..." и т.д.); то есть это как раз и есть "первое", "недавнее", еще "несовершенное" прошедшее время! А дураки грамматики только на основании более сложного устройства этой формы сделали тупоумный вывод, что она выражает большую временную отдаленность события!!! Наверное, должно пройти не одно тысячелетие, прежде чем из учебников исчезнут подобные ложные понятия.
Красивый долгий закат
(которому нет конца! это все глупости, можно подумать, я хоть что-нибудь о чем-нибудь знаю!)
Сначала полежать минутку-две: я вдруг перестал чувствовать, покоится ли моя правая рука на груди, или она вытянута вдоль тела, или - всякое ощущение мускулов пропало.
Появились звезды
Да! Да!!! Они отгибаются! Внутрь и вверх (правда, старый стол нестерпимо заскрипел, когда я подставил плечо под свободный конец и с силой стал отжимать прут). Теперь разрезать одеяло и плащ и связать полосы.
Хорошо; стоп. (Остаток плаща я потом намотаю на голову; взять хлеб, стальное лезвие, свою тетрадь.) Веревка обернута вокруг туловища. В проеме окна я смогу сесть на корточки.
Спокойно!
Спокойно!!! Как долго сегодня двое караульных обходят один круг: четыреста восемнадцать ударов пульса - во второй раз четыреста семьдесят (или сердце бьется быстрее?) Еще раз посчитать. Проход внизу довольно узкий, неполных две сажени; напротив почти на высоте окна внешняя стена крепости. Я должен попытаться из положения на корточках одним прыжком перемахнуть туда; потом спуститься вниз к морю.
Спокойно: они возвращаются: четыреста девяносто, девяносто один, девяносто... Ладно.
Теперь еще досчитать до ста; потом прыгать.
Теплая; вода будет теплая. Сорок. Бороду мог бы и обрезать. Будет мешать; вся пропитается влагой. Пятьдесят. Веревку нужно будет обмотать вокруг камня, завязать и утопить, иначе они - шестьдесят - сразу нападут на след. Первые две-три стадии плыть совершенно бесшумно - семьдесят - лучше под водой. Надежно ли я закрепил веревку на прутьях? Восемьдесят. Осторожно выдвинуться вперед: подушечки пальцев на ногах должны упираться в самый край. Девяносто. Руки рядом со ступнями, чтобы оттолкнуться. Оттолкнуться: Сто!!!
Остров и полночь
(и свобода!!!). Однако легкое сердцебиение. Покрытый шрамами серебряный шар в зените, обтекаемый облаками.
Прыжок вполне удался: я упал грудью на верх стены, подтянулся, нащупал середину веревки, зацепил ее за ближайший зубец и спустился вниз, держась за двойной канат; когда я встал на галечную осыпь, оставались еще лишних две стопы. Наверху снова протопали часовые - только бы они не подняли глаза, почуяв неладное, на полуоткрытую бойницу - мне пришлось засунуть кулак себе в глотку, чтобы сдержать бешеную злобу! Потом противный фальцет сладострастника прогнусавил: "Сегодня ночью или никогда..." Я кивнул, пригасив огонь в глазах, и криво ухмыльнулся: все проделано отлично! Я действовал не хуже Симболлека из четвертой филы! Затем дернул за свободный конец; тряпичный канат шурша упал вниз; я обмотал его крест-накрест вокруг большого камня, взял камень под мышку и шагнул в море, сразу погрузившись в воду до подбородка (вполне терпимая вода; правда, я от такого отвык). Я отпустил глыбу, еще раз проверил направление на остров и лег на воду плашмя, как щепка. Дело пошло; руки и ноги сразу поймали давно забытый ритм (сначала медленный, медленный...) Да, я еще не разучился плыть равномерно и красиво. Но длилось это чересчур долго; мне часто приходилось ложиться на спину, я задыхался и сплевывал воду (прямо в три тысячи звездных рож); потом, переворачиваясь, снова вытягивался ложечкой, начинал двигать ногами. Наконец черные очертания острова приблизились, я нащупал каменистое дно, вода меня больше не несла, и я с трудом потащился через прибрежную полосу песка к кустарнику.
Это было около часа назад; теперь нужно взять себя в руки и заняться поисками лодки.
Ярчайший лунный свет, сквозь чешую облаков
Несмотря на спешку, я наслаждался ароматом кустов (какой контраст со спертым воздухом моей клетки!). Вторая усадьба вроде побольше первой - и побогаче; окруженный изгородью сад, цветущий горошек (и лук, восковые бобы) в лунном свете (надеюсь, у них нет собаки!) В ночном (полном духов!) фруктовом саду колышется развешанное на веревках белье (сплошь женские тряпки; ничего для меня). Обрамленная кустарником тропинка спускается к берегу, надеюсь, к мосткам и лодке. Проклятье:
Там вроде кто-то шепчет; впереди?
Он сказал
"Послушай, я всегда этого ждал! Всегда! Чего ради я оставался бы у равнодушного Сиалтиэля, если бы не хотел видеть тебя! Твои волосы, твои глаза, твой рот..." Он замолчал и нерешительно поднял руку, с трогательной неловкостью коснулся ее кудрей, повторил глухо: "Твои волосы", неуловимым движением дотронулся до ее правой брови после слов "Твои глаза"; потом рука упала вниз, и я скорее угадал, чем услышал: "Твой рот..." Она улыбнулась насмешливо и растроганно, лукаво запрокинула свое лунноцветное лицо, и ее расширившиеся темные зрачки устремили взгляд высоко поверх его головы, туда, где небожителей череда по мраморным перепутьям бредет, не оставляя следа. (Да, и лучше вам немного поторопиться, почтеннейшие; иначе великий бог Аксиокерс сыграет с вами злую шутку; я стою в кустах, десять шагов отделяет меня от вас и вдвое большее расстояние - от лодки, в которой он, возможно, и появился, желая, чтобы его почтили. И я мерзну, как молодой пес! Ах, второй акт - только бы он оказался последним...)
Она провела рукой по волосам
и сказала рассеянно: "Уже поздно, Бостар; ты должен спешить".
(Да, надеюсь, он последует этому совету!) Ее профиль стал более решительным и настороженным, более твердым; она небрежно придвинулась к нему вплотную, вызывающе вздернула подбородок, дугою выгнула брови и, недобро усмехнувшись, подставила губы; она не смотрела на него, просто ждала - и тогда он наконец потянулся к ней! (А я скромно опустил глаза долу: почему бы мне хоть раз не поступить, как подобает мужчине?) Она с облегчением вобрала в легкие воздух и вывернулась из его рук: "До завтра", пружинистой походкой пошла по гравийной дорожке назад к дому, легко, как перышко, перескочила через старую изгородь, на прощанье махнула еще раз рукой и проскользнула в дом. Он скрестил руки на груди, провожая глазами дивное видение, - тогда я занес кулак с зажатым в нем камнем... (юноша был как раз моего роста).