Гадюка в сиропе
Шрифт:
Я только открывала и закрывала рот, плохо понимая происходящее, а Анечка методично рассказывала:
– Конечно, ужас, разом всего лишиться. А как они хорошо жили. Вот она недавно в новенькой шубке пришла и говорит: «Муж подарил. Хотел норку, да я отговорила, не люблю выпендриваться, а нутрия очень демократична».
Я молча перебирала карточки, на оборотной стороне стоял штамп: «Работа Николая Королева, агентство «Триза».
В метро я вошла слегка обалдевшая. Интересное дело, почему Ангелина прикидывалась женой Кондрата? Что за свидетельство о браке
Часы показывали половину девятого вечера. Я нашла телефон-автомат и позвонила Лизе.
– Извини, душенька, задержалась. Хочешь куплю вкусненького?
– Не надо, – радостно сообщила она. – Мы уже едим курицу-гриль.
– Где ты ее достала?
– Андрей Петрович принес. Он еще и пирожные, и бутылку вина достал, только я сказала, что не пью…
Похолодев от неприятных предчувствий, я велела:
– А ну позови сюда этого Казанову.
– Алле вам, – сказал Андрей. – Слушаю.
– Так вот, слушай внимательно, – железным тоном произнесла я. – Лизе только тринадцать, она несовершеннолетняя и ни о чем таком не знает.
– Вы че? – удивился он.
– Сам знаешь, че, – огрызнулась я. – Имей в виду, через пятнадцать минут я приду домой, забирай свои подарки и уходи.
– Так я, в натуре, блин, совсем и не к девке, – пояснил Андрей. – Она малолетка, мне без надобности, опять, у себя в доме срать и птичка не станет, без понтов, мамаш.
– Зачем тогда явился?
– Так к мастине, я собак люблю до жути.
– А курица?
– Так мастине принес, а девчонка крылышко срубала.
– Пирожные и вино тоже щенку?
– Ха, – заржал браток, – тесто вам из уважения прихватил, а в бутылке вовсе и не вино, а энергетический напиток, «Ред бул» называется, в нем градуса, как в кефире. Да вы че, Лампада Андреевна, я с пониманием, очень уж собак люблю, опять же скучно вечером, я по-соседски.
Слегка успокоившись, я повеселела и сказала:
– Ладно, ждите, сейчас буду.
Лиза и Андрей мирно сидели на кухне. В центре стола красовалась вазочка с восхитительными, но ужасно дорогими итальянскими пирожными, в основном корзиночками, наполненными взбитыми сливками и клубникой; не так давно я облизывалась возле этих кондитерских изделий. Но цена! Одно пирожное стоило сорок пять рублей. Насчитав на блюде двадцать штук, я вздохнула и укорила:
– Сколько денег на ерунду потратил!
– Он еще курицу-гриль принес, – наябедничала Лиза. – Я два крыла съела, а остальное они схарчили.
Я проследила за ее пальцем и увидела Рамика и Пингву почти в бессознательном состоянии у пустых мисочек.
– Им нельзя столько мяса, заболеют!
– Разве это мясо? – ухмыльнулся Андрей. – Тьфу, птичка. Вот мама моя, когда жива была, иногда суп варила вкусный, морковка кружочками, лук, курочка и вермишель звездочками. А как она померла – ни разу такого не ел. Все прошу баб, ну сварите лапшу куриную, и вечно у них блевотина выходит.
– Сколько же тебе лет? – поинтересовалась я.
– На третий десяток перевалило, – вздохнул сосед. – Двадцать четыре стукнуло, старость подгребает.
– Мама твоя давно скончалась?
Андрей глянул в окно, помолчал и ответил:
– Мне двадцать два было.
– Бедный, – пожалела его Лиза. – Наверное, у тебя папа остался. Знаешь, папа лучше мамы!
Сосед поскучнел, затем поковырял в ухе.
– А я отца и не знаю.
Повисло молчание, прерываемое только легким похрапыванием обожравшегося Рамика.
– Сам-то ты чем занимаешься? – не удержалась я.
Андрей широко улыбнулся:
– Сначала при Глобусе состоял, а потом наши в легальный бизнес ушли, надоело по улицам носиться, бесперспективно, да и жить охота. Мне-то еще повезло. Из бойцов редко кто больше года бегает, с кем начинал – все доской прикрылись. Ну а у меня возраст уже пожилой, да и папа больше не желает с властями свариться. В общем, у нас на троих автосервис и бензоколонка, все по-честному, путем. Разберем иногда машинку-другую, не без этого, но в основном нормальный клиент идет, деньги имеем.
Вновь повисло молчание. Затем Андрей засмеялся:
– Ну мастина, вот жадный!
Рамик, еле-еле передвигаясь на коротеньких лапках, доплюхал до мисочки Пингвы и начал подъедать оставшийся там кусочек куриной кожицы.
Ночью я лежала без сна, глядя, как по потолку бегают тени. Только не подумайте, что я принадлежу к категории людей, беспрестанно повторяющих: раньше сахар был слаще, масло маслянее, а солнце теплее. И еще – при коммунистах не было голодных, а на три рубля люди жили неделю. Неправда это, нищих при Советах было полно, у нас в консерватории работала гардеробщицей тетя Катя, получавшая пенсию сорок пять рублей, так ректору, взявшему на службу старушку из жалости, пришлось оформить «на вешалку» внучку бабки. По законам тех лет пожилая женщина не имела права подрабатывать, и она должна была тихо окочуриться с голода, пытаясь прокормиться на сорок пять рублей.
И все же вряд ли при брежневском режиме Андрей оказался бы в банде. Скорей всего, пошел бы работать на завод. Существовали партийные и профсоюзные организации, домком, соседи, в конце концов… А сейчас! Ему еще повезло, парень-то он неплохой… Внезапно я сообразила, что милый мальчик, любящий животных и старающийся подружиться с нами, вероятно, замешан во многих преступлениях, и решила подумать на другую тему.
Скоро по потолку перестали бегать квадратики света, часы в кабинете Кондрата монотонно пробили три раза, началось самое страшное время суток. Катюша, всю жизнь проработавшая в больнице, уверяла меня, что именно на промежуток с трех до пяти приходится основная смертность, в это время чаще всего случаются инсульты и инфаркты. Но, как ни странно, и большинство людей родилось на свет именно в эти часы. Я, как правило, проваливаюсь в сон и просыпаюсь только по звонку будильника. Но сегодня сердце колотилось в груди, и покой все не приходил.