Галактическая одиссея
Шрифт:
Так же поступили в Академии и с Четвёртой Фантомой. Из Фантомы Бешеной её переименовали в Фантому Взрывающуюся. Она, разумеется, взрывалась, этого нельзя отрицать: сияние быстро накалялось, она вся белела, потом разлеталась. Казалось, после такого взрыва ничего от звезды не осталось. Но когда исторгнутая пыль тускнела, Фантома Четвёртая была на месте и снова накаливалась и белела, подготавливаясь к следующему взрыву. Она не уничтожала себя, только разбрызгивала вокруг сияние, взрывалась светом, а не веществом.
По подсчётам Анны за каждый взрыв расходовалась одна триллионная её массы, так что устраивать яркие фейерверки Четвёртой Фантоме предстоит ещё множество лет. Иван изобразил её монстроподобной, с налитыми кровью глазами, дико распахнутым ртом —
В общем, и сама комбинация из четырех таких звёздочек не тривиальна и ещё нетривиальней картина движений, какие они совершали вокруг своего центра тяжести, — траектории были до того сложны, что ни разу с планет, вращавшихся вокруг Фантомы, мы не видели одинакового расположения звёзд, те являлись перед нами только в разных сочетаниях, а предсказать, как сложится их рисунок спустя некоторое время, могла только наша корабельная МУМ: уж для неё-то не существовало человеческих понятий «удивительно», «невероятно», тем более «живописно» и «восхитительно».
Вначале мы собирались пролететь мимо Фантомы. По предварительным данным, её район не выделялся ничем особенным: там не происходило грандиозных космических катастроф, оттуда не вырывалось губительных излучений, а мы шли как раз в точку ЛАК-38374 на стереокарте Галактики, где все это имело место — и звёздные взрывы, и шальные излучения. Но Анну Мейснер заинтересовало скопление пыли вокруг ещё невидимой Фантомы.
— Пыльных облаков в Галактике сколько хочешь, Анна, — сказал я. — Неужели тебя привлекает звёздная пыль?
— Это пыль особенная, Арн, — настаивала она. — В ней не только водород и гелий, но и масса тяжёлых металлов. Согласись, это не совсем обычно.
Тяжёлые металлы в космической пыли и вправду вещь редкая, и мы свернули к Фантоме. Не составило труда установить, что четыре светила связались в единую звёздную систему и что вокруг неё вращаются две планеты и с добрую сотню астероидов, и каждая планета окружена густой газо-пылевой атмосферой, а вокруг астероидов атмосферы нет, и они не пылят. Все это были элементарные астрофизические измерения. Мы не считали открытием находку ещё одной мёртвой планетной системы: об отсутствии предпосылок для жизни свидетельствовали анализы атмосфер двух планеток, вряд ли что живое могло существовать в такой пыли. Сконфуженная Анна признала, что поразившая её концентрация тяжёлых элементов в окрестностях Фантомы, несомненно, результат взрыва массивной планеты, напоминавшей теперь о себе лишь роем астероидов.
— В общем, можно ложиться на старый курс, — сказала она с сожалением.
Фома поддержал её, остальным было все равно, углубляться ли в пылевые облака Фантомы или мчаться к очагу катастроф где-то в дальнем районе на рейсовой карте. А я не захотел возвращаться, не обследовав хотя бы одну из планет. И снова моё упрямство привело к успеху — и это свидетельствует, юноша, что нет таких уголков космоса, где бы астроразведчика не подстерегало что-то неизвестное.
Мы высадились на дальней планете, сперва раз пять или шесть облетев её и прощупав поисковыми полями все её извилины. Планетка была мёртвым шариком с вполне приличной гравитацией и до того густой атмосферой, что скорей можно было её жевать, а не дышать ею. Для жевания атмосфера, впрочем, так же мало годилась, как и для дыхания. Посылать разведочную группу было излишне, приборы гарантировали нам спокойные прогулки. Фома посадил «Икар» на ровной площадке, и мы выбрались наружу. Фома один остался на «Икаре» — это его обязанность. Он выходит наружу, только когда я заменяю его, а это, прямо скажу, происходило не часто.
Каждый, чуть ступив ногой на почву, вскрикивал от восторга, я тоже не был исключением, лишь хладнокровный Хаяси что-то невнятно пробормотал, но, впрочем, так одобрительно, что вполне сходило за восхищение. Четыре Фантомы в тот миг составляли комбинацию, которая больше ни разу не повторялась и была самым живописным их сочетанием. Они катились по тускло-розовому небу величественным созвездием в виде ромба, и оно захватывало ровно половину небесной площади. Вращение дальней планеты вокруг своей оси происходило за четыре наших часа, так что день на ней очень короткий и светила не медлительно плывут, как наше Солнце, а прямо-таки мчатся. Впереди нёсся диковатый звёздный карлик, крохотное, с грецкий орех, белое солнце, до того остро сияющее, что, казалось, оно не просто светит, а пронзает светом. А поодаль и сбоку надувалась Фантома Пыхтящая, а с другого боку как раз взрывалась Фантома Бешеная — и картина её кажущееся гибели, доложу вам, была весьма впечатляющей. Замыкала бег светил Фантома Мигающая, она была на небосводе небольшой, с десертную тарелочку, что-то среднее между орехом белого карлика и массивными блюдцами двух средних светил, и так выразительно подмигивала, словно приглашала нас полюбоваться великолепным спектаклем над нашими головами. Света от четырех светил было более чем порядочно. Анна высчитала, что если бы не запылённая атмосфера, то безжалостная радиация сожгла бы все на планете, расплавила бы и легкоплавкие металлы, но в атмосфере теряется почти вся лучистая энергия. И хоть на поверхности горячо, как в бане, все же в костюме поисковика ходить можно.
Мы взобрались на пригорочек, осмотрелись и увидели, что планета населена призраками. Белый карлик закатывался за горизонт. Пыхтящая с Бешеной тоже валились вниз, а Мигающая насмешливо озирала мир с зенита. Четыре светила создавали четыре тени, планета была холмистой, тени, густые, чёткие, двигались, перемещались — вдруг те, что создавались круто падающими к горизонту звёздами, начинали бежать, накладывались на другие, удирали от других. Планета непрерывно меняла свой облик — так красочна была игра теней: чудилось, что она вся, все её горы, её скалы, её расщелины перемещались, сталкивались, то разбухали, то сжимались. Ни на секунду пейзаж не сохранял неизменности, мы в этом убедились потом, рассматривая фотографии, снятые с одной точки, но в разное время. Мы заранее знали, что на снимках одна и та же местность, но глаз видел разные.
— Я пойду направо, Арн, — возгласил Гюнтер Менотти и спустился с холма в правую долинку, где что-то сияло.
С ним пошёл Алексей Кастор, его помощник.
— Я пойду налево, там что-то сверкает, — сказала Анна и тоже заскользила с холма.
За ней поспешил Иван.
Пётр с Еленой ходили по холмику, изучая биологическими анализаторами почву. Я спросил, есть ли что интересное. Нет, и намёка на жизнь они не нашли. Я присел на камешке, рядом опустился Хаяси.
— Здесь тебе делать нечего, Мишель, — сказал я. — Совершенно мёртвая природа… Жизнь вообще вроде редкой болезни в космосе, а организованные общества в мироздании — что-то совсем уникальное. Профессия астросоциолога, к сожалению, не принадлежит к популярным.
Он усмехнулся и промолчал. Я наслаждался пейзажем. В странной игре теней была какая-то система, я старался в неё проникнуть. Карлик закатился, теперь заходили обе переменные звезды. В момент их заката все на планете как бы пустилось в бег. Тени поворачивались, удлинялись, расплывались, все уносились к восходу и там сгущались и замирали, а потом терялись, растворялись в общей темноте. И только красноватая Мигающая — она тоже шла на закат — то притушевывалась, то разгоралась, и ей в лад планета то затемнялась, то светлела. Но самое яркое зрелище только подготавливалось, и, когда оно возникло, даже Хаяси воскликнул:
— Здорово, Арн, очень здорово!
У другого края горизонта засверкало белое пятно, оно быстро расширялось — и наверх вырвался раскалённый карлик. Он брызнул светом, и замершие у восхода тени пропали, зато вмиг возникшие новые тени, ещё нечёткие, очень длинные, ринулись в обратную сторону, на закат, тут же стали сокращаться, чернеть, делаться чёткими. Впечатление было такое, будто все на планете рванулось в испуге от восхода, а потом, опомнившись, стало ползти обратно, — и снова началась игра призраков, порождённых белым карликом, с призраками закатывающейся красноватой Мигающей.