Галактическая полиция (Кора Орват 1)
Шрифт:
Директриса почувствовала облегчение, потому что происшествие, как оказалось, пребывало в рамках допустимого. Подобные случаи в Детском доме уже бывали. Воспитанники и воспитанницы устраивали романы между собой, был даже случай, когда воспитанница соблазнила преподавателя черчения. Что же касается влюбленности в актеров, спортсменов и телевизионных полицейских, то подобные случаи происходили довольно часто.
Директрису смущало только, что возлюбленный Вероники уже умер и никто этому не удивляется. Надо будет проверить с психиатром, не зарождается ли в девушке болезнь
– И где же вы делаете... кохтаус? То есть встречаетесь?
– спросила директриса.
– К сожалению, госпожа Аалтонен, я не смогу вам ответить на этот вопрос, - сказала Вероника.
– Потому что вы мне наверняка запретите наш кохтаус.
Вероника уже сомневалась в том, что под словом "кохтаус" скрывается всего-навсего "свидание".
– Но ведь это шутка, игра!
– воскликнула директриса, зная уже, что совершает ошибку. Если ты имеешь дело с человеком, у которого есть мания какая угодно: любовная, национальная или идейная, - надо с ним, если не соглашаться, то по крайней мере не спорить.
– Для вас, может быть, и шутка, - спокойно ответила девушка.
– Но для меня переломный момент в жизни. Может быть, я убегу от вас вместе с Джоном. Он уговаривает меня бросить вашу школу.
– И где же вы будете жить?
– У Джона осталось несколько замков и летних домиков. Может быть, мы с ним побудем на Таити.
– Голубушка, - рассердилась директриса.
– Какой еще Таити? Твой Джон умер, разбился, ты же сама сказала!
– Что-то разбилось, а что-то для меня осталось, - загадочно произнесла Вероника, взяла с тумбочки небольшую фотографию своего возлюбленного и поцеловала ее. После этого она протянула ее директрисе со словами: - Поглядите.
Поперек фотографии было написано размашистой рукой:
"Моей возлюбленной Веронике от верного ей Джона Грибкоффа". И дата: "6 сентября". Две недели назад.
– Ясно, - сказала директриса, возвращая фотографию и тяжело вздыхая. Она не думала раньше, что Вероника - такая лгунишка. Самой подписать себе фотографию - как это пошло!
В то же время маленькая ложь тщеславной девушки чем-то успокоила директрису. Если Вероника идет на такие наивные хитрости, значит, опасности для ее жизни и жизни человечества пока нет. Хотя, конечно, девочка требует к себе повышенного внимания - такой возраст... что поделаешь!
– Вероника, - сказала директриса, - я тебя понимаю. Трудно девушке в таком возрасте находиться в четырех стенах, даже если это золотые стены. Но ты знаешь, что с окончанием школы заканчивается и исследование тебя. Мы будем надеяться, что твои родители будут найдены и откроется тайна твоего происхождения. И ты вернешься в свою семью или, если захочешь, продолжишь свое образование на Земле.
– А вот это никому не известно!
– резко возразила Вероника, и ее щеки окрасились ярким румянцем.
– Откуда мне знать, что я - обыкновенный человек? А вдруг во мне таится чудовище? Или страшный микроб? Или по достижении совершеннолетия я взорвусь, подняв в воздух весь ваш любимый остров?
– О нет!
– воскликнула директриса, которая и сама всегда жила в ужасе от такой возможности.
– Это так на тебя не похоже. Вероника! Ведь ты всегда была хорошей пейти!
– Была, да кончилась, - сурово ответила Вероника. Она обратила свой воспаленный взор к большому портрету лилового красавца и воскликнула: - О мой Джон, ты один во всем свете не боишься меня, ты один мне доверяешь! О, как я устала жить в роли потенциального чудовища, быть чужой среди людей, к которым я так стремлюсь всем сердцем. Я хочу быть обыкновенной девушкой, я хочу целоваться с простым сельским парнем, но даже здесь судьба смеется надо мной - из всех возможных поклонников мне достался лишь один - труп, разбившийся вдребезги о вершину Килиманджаро!
– Эвереста, - поправила воспитанницу памятливая директриса.
– Ах, какое мне дело до того, как называется та гора, которая подставила под твое мягкое тело свои острые скалы! И ты остался лишь видением... Но и этого мне не дано! И это у меня отбирают!
– Никто не отбирает его у тебя, - откликнулась директриса.
– Ты вольна любить этого Джона. Только не принимай так близко к сердцу. Учись, гуляй, играй в подвижные игры... никто не будет тебе мешать. Ведь нас беспокоит лишь твое душевное состояние!
Но Вероника не слушала добрую директрису. Она рухнула на кровать и залилась горькими слезами.
Комиссар Милодар внимательно слушал рассказ директрисы. Он поднялся, подошел к окну и стал вглядываться в озерную даль, затянутую мелким дождем.
– И что же заставило вас не поверить девушке?
– спросил он наконец.
– Как вы догадались, что я не поверила?
– Иначе зачем вам ночью бегать по острову?
– Тьетенкин, - согласилась директриса.
– То есть разумно с вашей стороны. Я не до конца поверила девушке. Потому что я просила врача усилить наблюдение за этим ребенком...
– Сколько ребенку лет?
– Семнадцать по земному счету. Но мы не знаем, сколько по ее счету.
– Надо бы раньше выпускать ваших птенчиков на волю! Они застаиваются в гнездышке.
– О, я вас понимаю! Но есть указание ИнтерГпола задерживать пребывание сирот на Детском острове до последней крайности. Сироты должны быть идентифицированы.
– Как?
– удивился комиссар.
– Это есть русское слово!
– гордо сказала директриса, которой не всегда легко давались очень длинные русские слова.
– Ну да, конечно, - согласился комиссар.
– А я уж было решил, что чукотское.
Директриса не оценила юмора и продолжала свой рассказ.
– Рапорт врача сообщил, что душевное состояние Вероники остается напряженным. Что ей свойственны резкие перепады настроений.
– Может быть, это возрастное?
– спросил комиссар.
– Нет, доктор полагает, что это связано с активным романом. Что он либо существует, либо почти существует.
– Что говорят воспитанницы?
– Они буквально заворожены тем, что у Вероники происходит роман с самым настоящим таинственным мертвецом.
– Они в это верят?
– Все без исключения!
– И не шокированы этим?