Галактический блиц
Шрифт:
— Мы на Тау давно поняли это, — сообщил Реджинальд Дунаев. — Осталось сделать совсем немного — освободить Его и заняться привычной работой.
— Кого «Его»? — взорвался Суонк. — О ком вы говорите?
— Не «о ком», а «о чем», — машинально сказала Бианка. — Хотя…
— Вот именно, хотя… — Махмуд Султан оскалился. — Эти двое всегда относились к нему, как к живому существу. Живому и разумному.
По сигналу Зога они опустили оружие. Секундой позже убрали пистолеты менее склонные к примирению Корносевич и Хорнет.
Разногласия, вражда, взаимные подозрения были забыты столь капитально, что сделались бессмысленными сравнения с прошлогодним снегом или кошмарным сном. Вновь, как десятилетия назад, они стояли на одной палубе и понимали друг друга практически без слов. Короткие фразы, ничего не говорившие даже самым неглупым единомышленникам, завершили формирование планов на обозримое будущее.
Батискаф оторвался от Легата, когда оставалось чуть меньше часа до прибытия «Звезды смерти» и часа полтора до момента, когда настианские крейсера, погасив сверхсветовую скорость, окажутся возле обитаемых планет.
Довольно долго, пока батискаф не погрузился в звезду, колебания фундаментальных сил доносили в обсерваторию голоса двух адмиралов.
— Иди к папочке, малыш, — звал Долговязый Зог.
— Здесь твой папочка, — вторил ему Звездный Дракон.
Суонк уже начал догадываться, что в звезде находится некий объект сугубо земного происхождения. И все-таки старый астрофизик недоумевал:
— Как будто два заботливых отца зовут заплутавшего в ночном лесу ребенка.
— Возможно, Он и в самом деле дороже им, чем родные дети, — согласился Рикки Хорнет.
Снова пошла передача нового куплета «Звездной Песни»:
Зову тебя сквозь океан огня, Мне одиноко в мире этом. Приди скорей, чтобы, забрав меня, Пройтись огнем по вражеским планетам.— А стишки-то дрянные, — сказал Михайлов, раздосадованный уплывшим из рук эпохальным открытием.
— А ты от него гениальных рифм ждал? — Бианка заулыбалась. — Он же всего-навсего линкор.
— Кто линкор? — застонал Суонк. — Объяснит мне кто-нибудь, кого ищут два старых бандита со своими шайками?
— Вы еще не поняли? — искренне поразилась Бианка. — Там, внутри Сириуса, остался наш корабль — линкор «Вельзевул»…
— «Вельзевул» погиб, — машинально отозвался Суонк. — Все мы видели обломки на орбите.
— Это обломки тех, кого мы расчесали, — просветила его капитан-лейтенант Эриксон. — «Вельзевул» тоже был сильно поврежден, и Долговязый Зог приказал экипажу покинуть корабль — это мы спускали шлюпки, а не настианские корабли, которые к тому моменту были уничтожены. Потом командир сбросил линкор в звезду. Малыш тридцать лет занимался саморемонтом, месяц назад решил, что готов к дальнейшим подвигам, и позвал нас.
— Стихами?! — Глаза Суонка стали втрое шире обычного.
Бианка не ответила. Все равно штатский профессор не поймет, какие отношения бывают между кораблем и экипажем. А доктор Михайлов мстительно проворчал:
— Тоже мне линкор, стихов писать не умеет… мозгов, как у крейсера!
9
Построенный задолго до войны батискаф стремительно разгонялся даже без форсажа. Могучие движки и антигравы, рассчитанные на борьбу со звездным тяготением, непринужденно перевели машину в сверхсветовой режим, в котором не действуют законы классической и релятивистской механики. Несколько минут батискаф падал сквозь исчезающее пространство, а потом снова стал обычным ньютоновским телом, летящим с обычной межпланетной скоростью.
Звезда приближалась, расползаясь по курсовой голограмме бахромой протуберанцев. Последний миллион километров батискаф двигался сквозь облака густеющего газа. Стали видны волны, катившиеся по расплавленной массе Сириуса А. Звезда бурлила и плескала горячей плазмой, поверхность закручивалась воронками и вспучивалась пузырями. Локаторы захлебывались безумием помех, временами совершенно закрывавших цель поиска.
Сидевший за пилотажным пультом Зог направил кораблик в ближайшую воронку, что подарило им еще сотню километров движения в не слишком конденсированной среде. Затем плотность нейтронных потоков снаружи выросла до величин, при которых деление ядер начинается даже в бруске железа. Вскоре отказали внешние приемники электромагнитных сигналов, и теперь всю информацию приносили только волны гравитации, да и те — лишь в узких спектрах частот.
Батискаф летел практически вслепую, держа курс на изредка прорывавшиеся сквозь звезду сигналы «Звездной Песни». Мощнейшие передатчики линкора строились в расчете на связь между эскадрами, разделенными не одной сотней световых лет. Гравитационные импульсы «Вельзевула» пробивались через океан расплавленных металлов. С трудом проходили и пучки гравитонов из обсерватории Легата. Суонк сообщал координаты цели, помогая штурману Никитину держать курс.
— «Вельзи», мальчик мой, мы идем к тебе, — беспрерывно звал Зоггерфельд. — Двигайся навстречу.
— Мы ждем, ищем тебя, — вторил ему Дунаев. — Где ты? Откликнись. Здесь твой папочка…
Корносевич, закончивший службу в должности первого бортинженера, с озабоченным видом следил за мониторами. Наконец, отвернувшись от своего пульта, он сказал:
— На этой глубине наши сигналы глохнут не дальше мегаметра. Корабль нас не слышит.
— Передатчики батискафа — старое дерьмо, — в сердцах бросил Никитин. — Вся аппаратура еле дышит. Локатор не видит ни черта.
Они продолжали бесполезно вглядываться в голограммы внешнего обзора. Клубились вихри, перекатывались волны, бурлили пузырями восходящие потоки, но линкор не появлялся. Как передавали астрономы Легата, «Вельзевул» находился намного глубже — в зоне, где приборы батискафа смогут видеть от силы на пару сотен километров.
— Говоришь, локаторы… — произнес вдруг Звездный Дракон. — В обсерватории очень мощный локатор. По существу, тот же передатчик.
Долговязый Зог на лету поймал идею: