Галактический глюк
Шрифт:
– Ну, теперь до самого утра не разойдутся, – глянув на скрин, авторитетно заявил Канищефф.
В отличие от Вениамина чистильщик расстаться с оружием не пожелал. Поставив автомат на предохранитель, Жан-Мари повесил его на плечо, опустил ствол вниз и нежно положил сверху ладонь. Вид у него был чрезвычайно довольный, почти счастливый. Казалось, его ничуть не беспокоило то, что они оказались запертыми в космическом корабле, обложенном со всех сторон джанитами, шансов договориться с которыми было примерно столько же, что и у кошки, попытавшейся как-то раз убедить
– А где наш ежик Фаулз? – Фредриксон с озабоченным видом посмотрел по сторонам, дабы ясно стало всем, что, кроме ежика, его сейчас ничто не интересует.
– Ежик вот он, – показал игрушку Вениамин. – Но, прежде чем заняться вивисекцией…
– Сори, Ральфович, чем ты собираешься заняться? – перебил его Жан-Мари.
– Я собираюсь вспороть этому ежику живот, – объяснил Вениамин.
– А, – с облегчением произнес Канищефф. – Ну, добро. А то я невесть шо было помозговал.
– Итак, – продолжил свою речь Вениамин. – Прежде, чем я начну разделывать ежика, я хочу узнать, каким образом в космопорту оказался ИскИн из «Бивиса и Батхеда»?
– Не иначе, як его в должности повысили, – первым высказал предположение чистильщик.
– Я хочу услышать версию Фредриксона, – произнес Вениамин голосом иезуита, спрашивающего у Галилея: «Ну как, все еще вертится?»
– Я не думал, что его так быстро доставят, – ответил ИскИн, старательно глядя в сторону, не то на плюшевых мишек, не то на пластиковые тарелки, не то на брошенный Обваловым автомат.
– Значит, твоя работа? – решил дожать товарища Вениамин.
С повинным видом Фредриксон скорбно развел руками.
– Рассказывай, рассказывай, – поторопил его Вениамин. – Можно подумать, у нас без тебя проблем мало.
– А что тут рассказывать? – Фредриксон взял со стола мишку-гвардейца в синем плаще и широкополой шляпе с роскошным плюмажем и посмотрел ему в глаза. – Ты, Веничка, человек, а потому не можешь даже представить себе, каково ИскИну торчать за стойкой бара, обслуживая всевозможнейшее отребье.
– Я бы попросил! – обиженно вскинул невыраженный подбородок Канищефф.
– Хочешь сказать, что в «Бивис и Батхед» собирается исключительно почтенная публика?
– Ну-у, – Жан-Мари понял, что допустил ошибку, но признавать ее не хотел. – Случается, захаживают и приличные люди.
Вениамин молчал, понимая, что по крайней мере в одном Фредриксон прав – он действительно не мог представить себе чувства ИскИна. И не только за стойкой бара, но и в любой другой ситуации. Порой он не понимал даже Фредриксона, в паре с которым работал не первый год. Всегда и во всем безоговорочно доверяя напарнику, Вениамин тем не менее далеко не всегда мог понять логику принимаемых ИскИном решений. Чаще всего он просто старался убедить себя в том, что понимает Фредриксона. Так было спокойнее. Прежде, но не сейчас, когда своим необдуманным поступком Фредриксон поставил всю их миссию на грань провала.
– Ежели б этот ИскИн не оказался за стойкой бара, то давно бы уж гнил на свалке.
Замечание было сделано Канищеффым, но Вениамин был с ним полностью согласен.
– Разве люди хоронят заживо старых и больных представителей своего рода? – Фредриксон возражал Канищеффу, но смотрел при этом на Вениамина. – Тех, кто уже не может приносить пользу обществу?
– Фред…
– Тут ты, бади, через край хватил, – перебил Вениамина Жан-Мари. – Человек это тебе не жестянка на микропроцессорах.
– А в чем разница?
– В том, что человек, – Канищефф ненадолго задумался, – человек создал ИскИнов, а не наоборот.
Чистильщик усмехнулся, полагая, что привел достаточно веский довод, чтобы положить конец спору.
И все же Фредриксон возразил ему:
– ИскИн – это не комп-скрин.
– Какая разница, – безразлично пожал плечами Жан-Мари. – Такая же машина, только с виду на человека смахивает.
– Какое все это имеет отношение к ИскИну из кабака? – спросил Вениамин.
– Ему было стыдно за то, чем приходилось заниматься, – ответил Фредриксон.
– Стыдно? – Вениамин удивленно и одновременно насмешливо приподнял бровь. – Личности запускаемых в серию ИскИнов до четырнадцатого поколения были лишены эмоциональных составляющих.
– В былые времена люди, не задумываясь, отправляли ИскИнов на демонтаж, как только появлялась новая, более совершенная модель. Так продолжалось до тех пор, пока модель ИскИна пятнадцатого поколения не получила нейрочип, симулирующий простейшие эмоциональные состояния. Только после этого люди начали задумываться над тем, что чувствует ИскИн, когда становится ненужным, и что с ним после этого следует делать. Начали даже разрабатываться системы повышения интеллектуального уровня для ИскИнов, выработавших свой ресурс. Но не человек научил ИскИна чувствовать, просто он сам наконец-то научился этому. Не проявляя своих эмоций внешне, ИскИн оставался для человека куклой, которую можно колотить палкой, а она все равно будет глупо улыбаться. Умной куклой, и не более того.
– Ты преувеличиваешь, Фредриксон, – с укоризной покачал головой Вениамин.
– ИскИны устаревших моделей не знали, что подразумевают люди под словом «тоска», «боль» или «стыд», но это не значит, что они ничего не чувствовали. Они не могли выразить свои чувства, а зачастую и сами не понимали их. Да, ИскИну из «Бивиса и Батхеда» повезло – он не был разобран на запчасти, для него нашлась новая работа. Но, поверьте мне, он испытывал то же самое, что и старый звездный волк, списанный с корабля и зарабатывающий на жизнь продажей пива в розлив.
– Я это разумею, – с неожиданной грустью вздохнул Жан-Мари. – После того, як мы с дедом в отработанное топливо окунулись, меня ведь тоже с работы поперли. Гуторили, ты, мол, теперь инвалид, с работой своей справляться не можешь. Получай свою пенсию по нетрудоспособности и жри рыбные консервы – в них фосфору много. Я тогда недели три пил, не просыхая. Мозговал, – точно повешусь! Благо, мэнши добрые нашлись, выправили мне ИК, як следует, и помогли снова устроиться чистильщиком в космопорт.