Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн
Шрифт:
— А все не так! Дело в том, Алексей свет Петрович, что бездымные заряды тоже выделяют дым. Точно такой же, как и дымные, только меньше…
Сотник отошел, глянул со стороны на дело рук своих и удовлетворенно кивнул сам себе. Конвейерная лента не просто бежала, текла.
Алешка, наконец, сообразил, что над ним посмеиваются. Вроде бы нужно обидеться, только обижаться совсем не хотелось.
И на что обижаться? — неожиданно понял он. Это же офицер нарочно болтает о пустяках, отвлекает его от страхов!
Нет, не то чтобы Алешка сильно боялся… Немного. Чуть–чуть. Просто это его первый серьезный бой,
Когда сотня отступила с позиций, когда они действительно остались одни, наблюдая через смотровые щели за перебегающими фигурками штатовской бронепехоты, уменьшенными расстоянием до размера детских смешных человечков, Алешка подумал — может, зря он вызвался добровольцем? Не испугался, ни боже мой, просто подумал… Почувствовал себя как–то неуютно. Обреченно, что ли? Словно их обоих не ждут в одном из рукавов бункера две танковые катапульты, снятые с разбитых машин и отремонтированные мастеровыми их сотни.
Сам помогал устанавливать, между прочим. Еще смеялись тогда с остальными — штатовцы насядут, начнут окружать, а они — на катапультах, как танкисты. Пусть штатовская пехтура рты поразинет, такого они точно не ожидают…
— Ладно, казак, пойдем, глянем остальные точки.
— Так точно, ваше благородие!
* * *
Офицер–танкист появился в сотне пластунов совсем недавно. Прибился к ним после того, как его машину угробили, а вся часть погибла при первой волне наступления штатовцев, знал Алешка.
Во всей этой неразберихе наступлений–отступлений–контратак Осин не стал искать какое–нибудь танковое подразделение. Где искать, когда кругом бои? Да и не осталось почти танков в укрепрайоне, утверждали бывалые старослужащие. Мобильные бронетанковые соединения стояли на первой линии обороны, а это значит — остались от них пух да перо. «Эвон как штатовцы в одночасье поперли! Прут и прут сутками напролет — перебздеть некогда!»
Осин недолго думая сменил свою легкую, техническую броню на тяжелую, пехотную и присоединился к пластунам. Сказал коротко: «Один леший, с кем отступать, все равно укрепрайон не удержится, это видно!»
Он хорошо воевал, хотя и не пехотинец. «Чувствуется, что кадровый, военная косточка. Как будто в броне родился…» — рассуждали между собой казаки.
Командир сотни, мешковатый хорунжий Абрамов, сначала даже напрягся при его появлении. «Еще бы — сотник–то по званию старше! А ну как пошлет куда подальше…» — ухмылялись в усы старослужащие. Потом ничего, отошел, сам начал советоваться с танкистом. Увидел, что тот не мешает ему командовать, не лезет с непрошеными советами, понимает — командир есть командир, несмотря на погоны.
Алешка слышал, уже к вечеру Абрамов предложил сотнику временно принять их первый взвод вместо убитого подхорунжего Васнеца. Танкист согласился. Стал, таким образом, Алешкиным непосредственным начальством.
«Кадровая выучка, оно конечно… Эти и командовать могут, и подчиняться умеют…»
— Не дрейфь, пехота, не из таких болот вылезали! — это Осин теперь часто приговаривал. У него это звучало весело и не обидно, хотя слово «пехота» сотник нарочито выделял голосом.
Да, танкист Алешке сразу понравился. У него так бывает иногда — понравится человек, аж глаза щиплет от удовольствия. Все в нем нравится, как говорит, как двигается, как смотрит. Люди вообще хорошие, просто жизнь такая, что делает из них плохих, давно уже понял Алешка. Из кого–то делает, а кто–то покрепче, держится.
Даже батя, дундук дундуком, и тот говорил после третьей–четвертой стопки: «Люди, малый, всегда хотят слишком много. Столько всего хотят, что им и жить некогда, только добиваться, добиваться, истекать завистью друг на друга. Кабы не зависть, и жили бы легче, и, глядишь, умирали бы веселее…»
Не совсем про то, но тоже подходит.
Исподтишка наблюдая за сотником, Алешка даже решил про себя, что тот похож на девочку, которую он тайно любил с девятого по одиннадцатый класс. Такое же смуглое гладкое лицо с широкими скулами, яркие пятна румянца на щеках, темные завитки волос… Не совсем такое, но ведь по–мужски похож, как мужчина бывает похож на женщину. Сразу не определить, в чем сходство, только чувствуешь, что оно есть… Ничего такого, конечно, никаких этих голубых извращений! И в мыслях не имел! Это у штатовцев пидерасты да лесбиянки всем заправляют, а ему, исконному казаку, грех думать про эту пакость… Просто похож.
А что? Именно таким, как молодой сотник Осин, Алешка и хотел стать. Когда, несмотря на батины сжатые кулаки, записался в армию добровольцем, отказавшись от отсрочки, что давали в их оборонных цехах. Резким, легким, веселым, и при этом — герой! Если повезет, можно и в офицеры выскочить, на фронте это быстро делается, рассуждал, помнится, он. Вот вернется домой офицером и кавалером — какой такой батя будет на него кулаком стучать? Ведь не только по столу лупит! Батя, старый черт, вислоусый мерин, часто норовит и в лоб закатать. А ручища у него — не приведи господи, хоть и возраст. Всю жизнь с железом — пальцы, как клещи стальные, никакой бронеперчатки не надо. Даст раза — и все ночное небо перед глазами! И попробуй, скажи чего поперек! Еще наварит раза–другого.
А он, Алешка, между прочим, тоже Хабаров, у него тоже характер, а не кисель с клюквой!
* * *
Когда Абрамов начал выкликать двух добровольцев, остаться в «супе» надзирать за работой скорострельной механики, Осин сразу сказал, мол, он танкист, он эти катапульты знает, как собственные сапоги, ему и оставаться. Алешку в этот момент словно в спину толкнуло: «Я, я, я! Разрешите мне тоже, господин хорунжий?!»
Успел вызваться первым. Добровольцы есть добровольцы, у пластунов так положено — успел назваться груздем, значит, полезай в кузов. Хотя Абрамов косился на него с некоторым сомнением.
— Что сотник, берете хлопца? — спрашивал командир сотни с долей нерешительности в голосе. — Парнишка ничего вроде… Молодой, правда, недавно из пополнения, неопытный еще… Но хороший хлопец, ничего не могу сказать…
— Раз хороший, как не взять? — легко согласился танкист. — А молодой, значит, на ногу легкий, это кстати. Драпать придется быстро и не оглядываясь. Так, боец? — это уже Алешке.
— Рад стараться, ваше благородие! — бухнул Хабаров.
Сам тут же сообразил, как глупо брякнул. «Не в такт, не в лад, поцелуй корове жопу!» — как батя любил говорить. Получается, что рад стараться он задать деру…