Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн
Шрифт:
Уборка территории «Мстителя» — занятие заведомо обреченное. Казармы батальона находятся в самом центре одной из многочисленных местных пустынь, и ветер дует здесь непрерывно, не с одной стороны — значит, с другой. Абсолютная роза ветров, кажется, так это называется.
Бесконечный ветер несет с собой мелкий и легкий местный песок, похожий на развеянный пепел. Как ни вылизывай бетонные плиты, уже минут через десять они снова подергиваются желто–пепельной сыпью, хрустящей под ногами и на зубах. Можно до одурения скоблить их БСЛ, но, как показывает практика, усердие уборщиков заканчивается куда быстрее, чем песок в пустыне.
Зачем нас постоянно
В сущности, в этом штрафбаты мало отличаются от обычной армии. Военные всех времен с подозрением относились к таким еврейско–иезуитским штучкам, как «собственное мнение» или «свобода волеизъявления». Примерно с той же угрюмой и многообещающей сосредоточенностью, с какой дикий пионер–фермер всматривается в белозубую улыбку налогового инспектора, машинально поглаживая рукоять топора…
Итак, мои орлы махали метлами и скребли лопатами, добросовестно переваливая добытый песок через забор обратно в пустыню. Между делом обменивались замечаниями по поводу выполняемой работы. Разной степени крепости, зато одинаковой направленности. Я, как взводный командир, прятался от ветра за гофрированной жестью ангаров, покуривал и наблюдал за этим трудовым праздником, отплевываясь от песка на зубах.
Потом прибежала Игла. Вырвалась подышать из душегубки кухонного наряда, куда ее еще с вечера со всем отделением загнал Градник.
Красавица стрельнула у меня сигарету и сообщила, что на обед сегодня старая добрая бобовая похлебка, испытанная на скорострельность желудка. Языком штрафных романтиков — «соловьиная роща». На ужин, рассказала она, ожидается вчерашнее дерьмо из ложно–маисовой муки с синтет–мясом, только вчера оно называлось «запеканка», а сегодня — «пудинг мясной, специальный». Жрать все равно невозможно, так что лучше не пробовать. Мне, любимому командиру, она доверительно советует напихиваться за обедом бобами и спокойно попердывать до следующего завтрака, не надеясь на вечерний «пудинг». «Да, еще новость — в часть только что пригнали пополнение, построили на главном плацу и там маринуют», — вспомнила она.
«Что за люди? Солдаты, похоже, новые штрафники из трибуналов… На лицах ожоги, значит, многие из фронтовиков… А ты заметил, взводный, что последнее время уголовных в батальон почти не присылают, только солдаты, сержанты и разжалованные офицеры? Одни армейцы, никаких урок, ни даже политических, почти нормальная войсковая часть… И что бы это могло означать?»
Уголовных в батальоне действительно почти не осталось, это я тоже заметил. Новые партии из мест заключения не присылали, а прежние выкосило еще на Тайге, вояки из блатных, как известно, аховые.
В очередной раз задумавшись, я во всеуслышание пришел к выводу, что черт его знает, что бы это означало. Что–нибудь да означает, это наверняка!
Игла в информированности черта не усомнилась и, в свою очередь, выдвинула сразу два предположения — либо всех урок уже перестреляли, и больше эту сволочь брать неоткуда, либо командование готовит батальону большой и толстый кабздец в виде какой–нибудь особой миссии.
Я возразил, что для особых миссий есть рейнджеры и коммандос. А сволочь неисчерпаема и разводится из ничего, как метровые поганки рядом с забытым на опушке реактором. «Возможно, причина в другом?» — предположил я. Ходят слухи, что штрафбаты хотят приравнять к обычным воинским подразделениям, вот и решили предварительно почистить ряды. Может такое быть?
Игла согласилась, что быть может все, ибо пути Господни не просто неисповедимы, но и откровенно запутаны. Старик, судя по всему, и сам в них давно заблудился, бродит теперь с потерянными глазами. И аминь на том, если это его утешит! Но кабздец — больше похоже на правду. «Так устроена эта гребаная жизнь, командир, — ни на что другое рассчитывать не приходится, кроме как на очередную жопу».
Мы оба согласились с этим жизнеутверждающим выводом, докурили, закончили импровизированное совещание и метнули окурки за забор, в ту же безбрежность пустыни. Гореть в пустыне все равно нечему. А даже если найдется — гори оно все синим пламенем, лично я не против.
Игла, надышавшись песчаным ветром пополам с табаком, отправилась обратно на кухню, а я решил глянуть на пополнение.
* * *
Место базирования любой штрафчасти выглядит примерно одинаково. Забор с вышками и приржавевшим орнаментом из колючей проволоки, бетонные плиты покрытия, длинные полукруглые ангары, приземистые казармы, тускло вытаращившиеся рядом подслеповатых окон. Все пусто, голо и разлиновано, как в учебнике геометрии. Сочетание минимализма концлагеря и незатейливости военного городка. Из местных особенностей — серое плотное небо над головой, желто–серые отливы бескрайних барханов за забором и монотонное завывание ветра. Звездно–полосатое пластиковое знамя на флагштоке уже взбесилось от постоянных ветров. Дыра дырой, словом.
От обычной воинской части штрафподразделение в первую очередь отличает подчеркнутое безлюдье на территории. Потому как по уставу внутреннего распорядка «передвижение военнослужащих штрафного состава по территории части вне строя или без присутствия офицера–воспитателя строго запрещено».
Нет, передвигаться, конечно, можно. Просто следует помнить два золотых правила. Во–первых, фланирующая персона должна быть собрана, озабочена и деловита, хотя бы как министр финансов на очередной пресс–конференции по коррупции в высших эшелонах власти. Во–вторых, должна четко и без запинок отвечать на вопросы: куда его несет, за каким дьяволом, и какого лешего он здесь болтается, вместо того чтобы заниматься делом?
Таким образом, я заранее определил для себя, что иду искать второго лейтенанта Градника, доложить ему о пятидесяти процентах выполненной работы. Максимум, что грозит мне, нарвавшемуся с такой отговоркой на кого–нибудь из «оводов», — что меня сочтут усердствующим идиотом и пошлют обратно во взвод. Или, вероятнее, куда подальше. Можно наткнуться на самого Градника, но для него любое усердие — бальзам по сердцу, он как раз не найдет в этом ничего странного.
Изображая министра в серой штрафной робе (а что, самая продуктивная идея в смысле борьбы с коррупцией!), я пересек территорию ангаров, обогнул казарму и вышел к главному плацу.