Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн
Шрифт:
— «Ромашка–1», я — «Клумба–2», прием! Как слышишь меня? Где находишься? — снова вопрошал Рагерборд.
— Хорошо слышу, «Клумба»! Даю пеленг!
— Есть, пеленг! «Ромашки», оставайтесь на месте, пока — на месте, как слышно, прием?
— Хорошо слышу! Понял вас, «Клумба–2»! — отозвался я.
Ну вот, опять прекратить движение… По взводной связи я передал команду своим бойцам. Ладно, на месте так на месте, наше дело маленькое. Наше дело — к земле поближе, хоть она и горит под ногами…
— «Ромашка», «Ромашка», ты там хоть что–нибудь видишь? — поинтересовался
— Никак нет, «Клумба–2»! Ни черта не видно. Ни сканерами, ни глазами.
— Это наши нарочно зажгли, для маскировки высадки, — вдруг сообщил замкомбата. Правда, в голосе не слышалось особой уверенности.
— Я так и понял, сэр, — подтвердил я. — Полная маскировка, сэр.
— Вот–вот.
— Мне кажется, я сам себя с трудом различаю, — не удержался я от маленькой шпильки.
— Ты это, «Ромашка»… Смотри в оба! — строго посоветовал капитан.
— Слушаюсь, сэр!
Молодой он еще. Хороший мужик, но — молодой. А молодые всегда стремятся объяснить любую глупость. Им все еще кажется, что мир устроен разумно, только многие этого не понимают.
Наверняка орбитальные артиллеристы должны были выкинуть свою химию чуть раньше, чтобы прогорело хотя бы частично, но, как всегда, опоздали «по техническим причинам, ввиду не зависящих от них обстоятельств». Вот и приходится кувыркаться в дыму и пожаре в положении саламандры.
Интересно, была ли в мире хоть одна армия, где царил бы порядок? Именно порядок, а не заменяющая его бездумная дисциплина? Или эти понятия — армия и порядок — так же несовместимы, как полевой бордель с походной часовней? Нет в армии порядка, потому что не может быть никогда! Как, впрочем, и во всех прочих социальных иерархиях, изобретенных человечеством для структурирования собственного существования…
Неподалеку от себя я видел несколько бронированных фигур, уже зафиксировавшихся в позе отдыха, как если бы сидели в креслах. Разобрать, кто есть кто, было трудно. При такой обстановке все казались одинаковыми головешками, чернеющими на фоне костра.
Правильно, в любой, самой напряженной ситуации есть место и время отдыху — солдатская заповедь.
Да, удружил нам космофлот…
— Взводный, «Ромашка–1», ты чего–нибудь видишь впереди? — окликнули меня наши.
Сговорились, что ли, все? Я что — похож на самого зоркого сокола?
— Ни хрена не вижу, — пробурчал я.
— Между прочим, любовь слепа! — отозвалась неунывающая Игла.
— Кому до чего, а вшивой до бани! — определил Милка.
— Звери, прости, господи, истинные звери! — басовито сообщил Пастырь. — Все бы вам только жрать, пить да случаться! Ничего другого в голове, кроме телесного непотребства, Господи, прости меня грешного!
— Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься, — влез Вадик Кривой. — А В чем каяться, если случаться не с кем? А, Пастырь? Кто Богу милей, грешник, раскаявшийся в веселой жизни, или природный праведник, занудливый, словно камнедробилка?
— Устами твоими, черт кривой, бесы глаголят, чтоб тебя скрючило! — рассвирепел Пастырь.
— Не любишь правды, пастырь Господень! — с готовностью пошел на обострение Вадик. — Вот все вы так, пастыри! Смертные грехи прощаете, как орехи щелкаете, а чуть коснись критики — тут уже никакого прощения–снисхождения, одни муки адские в перспективе…
— Да чтоб у тебя на языке болячка гнойная выскочила, чтоб у тебя язык раздвоился, яко у аспида ядовитого! — свирепствовал Пастырь.
— И тебе не хворать, а сразу сдохнуть, божий человек!
Нет, ну когда же все это кончится?! Им самим–то не надоело? Опять нашли время и место собачиться! В самом пекле (где же еще?) развели базар о спасении души…
— Отставить разговоры! — рявкнул я. — А если какая сволочь будет засорять эфир, я его самого… Случу!
Ладно, с Пастырем все понятно без слов. Есть такой тип людей, которые могут мыслить и рассуждать только в свете некой глобальной, основополагающей идеи. Фанатизм, в сущности, все те же поиски смысла жизни, рассуждал я от нечего делать, только в той его стадии, когда он уже найден. «Ничто под луной не ново, и, следовательно, пошли вы все в жопу со своими потугами к модернизации бытия!» — определили, как припечатали, древние пророки в своей любимой манере местечковой категоричности…
Но Кривой–то зачем все время цепляется к Пастырю? Без конца теребит нашего взводного праведника, подначивая его на бесконечные споры. Есть подозрение — не просто так!
Когда–то, будучи на офицерских курсах, я завел роман с женщиной–психологом. Девчонка была абсолютно чокнутая, как и многие из их братии, но, между делом, поднатаскала меня во всяком подсознательном–бессознательном. Так вот она точно охарактеризовала бы бесконечные подколки Кривого, как некий подсознательный поиск веры…
Кривой и вера — все–таки странно звучит… Для меня — очень странно! Хотя говорят, из раскаявшихся грешников самые ярые праведники получаются…
ВАДИК КРИВОЙ (ПРОШЛОЕ)
Как я уже говорил, Кривого я знаю еще по Усть–Ордынке, небольшой, малонаселенной планете, сателлиту бывшего Российского государства. Там я родился, вырос и прожил бурные юношеские годы, когда гормоны бурлят в крови без всяких стимулирующих добавок «radostsex», а мир вокруг представляется необъятным, непознанным и неспособным на компромиссы. Можно даже сказать — был тогда молодым и глупым, но стоит ли обижать самого себя? Сейчас, после семи лет и двух войн за плечами, я все равно не возьмусь утверждать, что сильно поумнел с тех пор.
Война на Усть–Ордынке, первая война в моей жизни, началась неожиданно, но, в общем, закономерно. Россия, как и многие государственно–планетарные образования до нее, в конце концов распалась под напором Штатов, а территории планет–сателлитов остались бесхозными и безнадзорными. Ничего удивительного, что Усть–Ордынку захотели прибрать к рукам желто–зеленые, азиаты из соседней звездной системы. Коренное население из русских, украинцев, белорусов и казахов идти «под азиатчину» не захотело и организовало армию сопротивления.