"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради
Шрифт:
– Ну и ну! Значит сам напечатал и сам, значит, – сидит и читает!
– Каково! А для чего он это делал – как думаете? А для того сидел Перпетимус и читал свою же собственную газету, чтобы и вы, подглядывая в эту газету, тоже ее прочли бы и поняли его, Перпетимуса, желание «заявить о себе». «Вот, мол, я сижу и читаю газету и только посмотрите – какая это газета!» Да и в Африку ему давно хотелось – все об этом знают!
– За яблоками...
– И надо сказать здесь так же безапелляционно и со всею сосредоточенностью взгляда и со всею ответственностью, что никого уже очень давно «слоны и пингвины» не удивляют («орлы и водопады» – тоже). Один смотрит на мир квадратами, другой смотрит на мир философски, ну а Перпетимус смотрит в газету. В зоопарке клетки марки. Что же тут можно найти странного? А странного здесь можно найти именно то самое
«Я так и сделал» – сказал Цуцинаки.
Лист 5 На ипподроме и в других местах (Факты)
Холопушки
– С другой стороны поглядеть, разнообразные мнения по поводу каких бы то ни было сиюминутных обстоятельств, которые конечно всегда будут иметь место впоследствии, и за ними «другие» выводы в последующей переписи случившихся событий, – безусловно, неизбежны и обязательно напишутся, как закономерны и неизбежны бывают всякие действия, если имеется им повод произойти. И в данном случае я постараюсь осветить события по возможности в том порядке, в каком они происходили, со всеми подробностями и откровенностями, и по возможности добросовестным фонарем, чтобы можно было точно сказать, «что они были», и «куда надо – плыли», и «куда дошли».
– Куда-нибудь да дойдут – согласно известной формулировки...
– Несомненно! И вот теперь наступил другой проем между стен, и повлек за собой другие фактические резоны. И, как ни крути, и что ни говори при этом, – какими бы обстоятельства ни были, – ни одно из них не имеет права существовать автономно, и никого нельзя бывает обвинить в произошедшем и повесить на гвоздь, если кто-нибудь возьмет да спрячет факты в старый диван, и повесит на старый диван амбарный замок. Ключ от замка, если будет находиться у Роту, это еще – куда ни шло. А если – в другом, каком месте? Что тогда? Вот, я спрашиваю, – что тогда? Тогда не то, чтобы галошницу нельзя будет покрасить в зеленый цвет от беспомощности, но и самый зеленый цвет будет не найти.
– Вы правы. Не всегда оно и возможно, чтобы можно было различать цвета и все время соглашаться с утверждением, что видим именно «желтый», а не «зеленый». Тогда и «ключ событий» не всегда отыскать получится.
– Так и происходит. «Э!» – доносится тогда из пресловутой мнительности. «Это кто там разговорился!» – доносится из третьего отдела всяческих обыкновений. «Мы ногу еще к предыдущим событиям не привинтили, а вы осмеливаетесь продолжать. И что-то уж официально начали – не придерешься». Но затем вошел Спириктон Дыдин – главный конструктор по производству: «Продолжайте» – сказал он.
С фактами же – совсем другое дело. Если есть факты, значит и само событие – симметрически существовало, а не выдумано Периптиком-летописцем, который только и знает что – пишет. Ключа у него нет, а он – пишет. О чем? – хочется спросить только. А, наверное, о том он пишет, что, вот, мол, на кристофере произросло нечто форменное, то есть, имеющее некую форму (какой-нибудь плод); всем знакомое и привычное, то есть, надоевшее, как Цицерон (прости господи); и это форменное и надоевшее оказывается, к примеру, Жерондоном Булдыжным, который залез туда высоко, и существует такая версия, что не зря залез, но фактов никаких нет, чтобы отыскать причину. О ветвях дерева мы пока что говорить даже не будем – сколько их было – ветвей, и о том, каким образом переплетались ветки. «Ну-т-ка, особенно по подробней отсюдава», – предложил сам Жирондон. Но само то, что уже само событие это можно еще теперь видеть, и которое всем оказывается«очень интересно», и вполне оно клипторно, как валторна, и каждому Дидуку Осикину в затылок, фактов не имеется никаких, а те которые имеются – прохудые и этимологически полностью, что говорится, без «привязанностей» (потому, как точно понятно – упадет – потому и интересуется), – зато сами глаза искурят много папирос, видя, а Шестикос Валундр, придя домой, и обомлев от зеленого цвета своей квартиры, позабудет искать художника. Даже – вот так! Хруст – падение. Падение – ноги кверху. И падение здесь вовсе не будет означать прогресс, – скорее регресс, – поскольку Жерондон Булдыжный залез в этот регресс безо всякой даже причины залезть (кто-то просто похвалил и позвал), и от падения этого мохнатость его нисколько не изменится к лучшему, и только, что ударится больно. Потому факты – не только вещь упрямая, как суровая зима, но еще и очень необходимая вещь для настоящего консервирования выводов.
– Безусловно.
– «Это вы об ипподроме, что ли, намереваетесь рассказать?» – спросят меня прохожие. Что прикажете им отвечать? «О нем самом!» «Валяйте!»
Итак....
1
– Для того чтобы сегодня первым посмотреть на такую заносчивость, опять пришлось сдвинуть все мыслимые и немыслимые улицы поближе к бане, и первым кто захотел в парилку или кто посмотрел на такое положение дел правильно, был Центральный квартал со всеми его братьями Цуцинаки. Они только что пришли на ипподром и увидали, как там, на ипподроме, конь-Мартрадор пришел первым. Грязей было много из-под копыт, отовсюду доносились даже обвинения в сторону бега; споры были и в других местах и все – по окружности. Спросят – почему по окружности? Ну, вспомните, как все происходит: ложка, теплоход туда обратно, мяч круглый, круг бесконечный и жизнь не заканчивается. То есть – по окружности. То же значит – ипподром.
«Э, постойте», – опять вдруг скажет инженер Кустуруру Бабадору, который подошел ближе. Я не для того циркулем очерчивал все это, чтобы всякий сомневался, а для того я очерчивал циркулем, чтобы не иметь никакого права протестовать, и чтобы поверхность ипподрома не была рифленой, а была гладкой. «Но ведь и я хочу, чтобы – гладкой!». Здесь иногда, в этих спорах, очень смешно получается.
Затем он начал возмущаться, что не совсем правильно начал я изъясняться на счет «грязей» и «обвинений». Не было, мол, никаких «замечаний» на этот счет. Не на то, мол, «смотрят», не за ту гладь «зацепляются», и сами выводят «рифленость», как причину. Положим, в сердцевину глядя, такие возражения вроде выглядят правильно. И какая для нас будет в том последовательность возражений – скоро выясним. Поскольку, как известно, каждая рифленость подразумевает под собой препятствие; каждое препятствие – остановку; остановка подразумевает под собой дуру-Киськину с двумя тачками поперек; прямая линия, по которой идет движение, дает угол; угол стремится к квадрату; квадрат начинает течь, – и тогда время начинает геометрически срываться со своего маршрута и обязательно усомнится. Потому нет ничего удивительного в том, что Бабадору возмутился. И он, в этом случае исключительно прав. Если на окружности есть препятствие, значит она уже не совсем – «окружность». Так ведь?
– Так. Но не забываете еще о том, что на самой окружности так же может находиться «незначительная» рифленость, которая может не повлиять на общую сосредоточенность восприятия круга в целом.
– Это – само собой. Есть и такая. Но встречается крайне редко, и мало имеет влияния на общее понимание округлости.
Вторым, кто начал догадываться, что без фактов любому доказательству – труба – была, конечно, не геометрия, а Музимбоик Щикин, который финишировал следом, но не на ипподроме он финишировал, а совсем в другом месте, и которому своих труб всегда мало было и хотелось третью (водопроводную). Он находился в этот момент совершенно в другом месте и преодолевал другие трудности
«Я, может быть, пятую трубу хочу» – сказал он уверенно.
Ну, а третьим был такой вывод: «убедить, конечно, можно, нахохлившись, в том, что на производстве производительность высокая, но вот, глядя на то, какую вглубь яму вырыли, того не скажешь».
Или, другими связями говоря, – для того чтобы стартуя финишировать, то есть, зажечь факел и прибежать с ним к выводу, для этого необходимо прежде всего пройти обязательно какой-то путь, зафиксировать этот путь в отчетах для последующих выяснений пройденных расстояний, поставить сургучную печать на этом пути, и положить этот путь в тот же диван. Так? По обычным стародавним привычкам – и вопроса не вызывает. Этот каталог будет обязательно нужен, и пригодиться может уже завтра. Правда, здесь обязательно влезет Шестикос Валундр со своими шнурками и скажет: «Хурма где?» Но так оно и всегда было.
– Вроде все точно и по правилам сказано. Но в таких случаях обязательно, как знаем, задается следующий вопрос: «Ну, а, предположим, когда путь, бывает, например, разной протяженности в расстоянии и, например, разной продолжительности, например, во времени, и когда Чуткин Мохнат, например, бежит «долго», например, на Спиридон-башне, – то это «что» тогда будет означать?»
– Давайте будем разбираться. И, во-первых, если говорить сначала о том, что это «на самом деле» будет означать, то это будет означать «на самом деле». Но бывает ведь иногда такое, когда путь бывает «короткий» – не правда ли? И вот теперь давайте попробуем разобраться – что значит этот «короткий путь»?