Галерея людских слабостей
Шрифт:
Молчание.
– Я спрашиваю: где седьмой?
Молчание.
– Вам что, еще по одному наряду добавить?
Молчание.
– Вопрос неясен? Я спрашиваю: где седьмой?
Молчание.
– Онемели! Если не скажете, где седьмой, добавлю еще по два наряда.
Молчание.
– Вы что?! Оглохли? Да я вас всех в нарядах сгною!
Молчание. Переминаются с ноги на ногу, потупив взоры. Вот она – солдатская взаимовыручка! Ничего нет позорней, чем предать товарища!
Сорокалетний прапорщик был опытным командиром. На редкость мудрым. Он посмотрел
– Ладно, – сказал он, смягчив тон. – Кто скажет, где седьмой, наряда вне очереди не получит. Ясно? Кто смелый честно сказать?
Так устроена армейская жизнь: вышестоящий командир всегда должен знать правду о нижестоящем.
Нависла тревожная тишина. Шестеро молча бурили взглядами пол.
– Ну!
Все вздрогнули и вытянулись еще сильней. Вдруг крайний в шеренге, нервно дернувшись всем телом, тихо промямлил, словно кашлянул:
– Там он! – И коротко кивнул в мою сторону, словно голова сама дернулась против его желания. Так незаметно кивнул и так невнятно произнес, будто надеялся, что никто не заметит. У испуганных людей всегда смешные и гадкие мысли.
И у меня пробежал по спине холодок страха.
– Хоть один честный нашелся! Как звать?
– Рядовой Колобков!
– Молодец! Объявляю благодарность! – пробасил старшина.
– Служу Советскому Союзу! – пробубнил Колобок, растерянно озираясь на товарищей.
– А остальные, что ж? Мелкие душонки… Разгильдяя выгораживать? Недотепы! Не проснулись, что ли? Только и умеете…
По глупости или по злому умыслу мы часто поощряем гадкое в человеке. Развиваем мелкие душонки до состояния полного ничтожества. Собственными руками лепим предателей. Его бы на гауптвахту отправить за такое на пятнадцать суток, а ему – благодарность.
У Сереги лицо стало иссиня-красным. Он боязливо уставился в пол, делая вид, что признался под пытками.
Я понял, что пора выбираться из кладовки.
– А-а! – встретил меня старшина. – Вот он, самый хитрый! Спал?
– Никак нет!
– Глаза протри, засоня! А если бы ты военный объект охранял? Всё бы проспал, предатель! Устав не для тебя писан?!
Можно подумать, что в Уставе что-то сказано обо мне!
– Так точно! Для меня!
– Так чего ты спишь, когда нужно службу нести?
– Никак нет! Я не спал!
– Три наряда вне очереди!
– Так точно! Спал. Есть три наряда вне очереди!
– На-п-ра-во! В казарму шагом марш!
Равномерно стуча каблуками, мы поплелись в расположение роты.
– Он бы тебя всё равно нашел! – виновато бубнил мне в затылок Колобок, пока мы шли в казарму. – От него нигде не спрячешься!
Что я мог сказать ему в ответ? Спасибо, что не дал смалодушничать другим? Повиниться, что сам виноват, взяв его наперекор судьбе с собой? Успокоить, что в армии совесть заменяет Устав?
Было обидно: поступил я мудрее всех, а нарядов получил в три раза больше. Горько от того, что меня не выдал кто-нибудь другой. Я не ощущал ног и не чувствовал строя. Мне казалось: шагаю один и впереди жуткая бездна.
…Всю ночь мы драили полы в казарме. Колобок просыпался иногда ночью, поднимал голову, смотрел на нас озорными, веселыми глазами, вздыхал и тяжело засыпал вновь. Он, видимо, переживал за нас.
А я, сжимая из последних сил швабру в руках, думал, вспоминая его жалобные причитания: с кем я завтра смогу поговорить по душам?
Не повезло мне опять. В жизни везет тем, кто правильно кивает головой. Нужно обладать особенным чутьем, чтобы угадывать, когда и в какую сторону кивнуть.
Предать или не предать – природа программирует наши души с рождения. Жаль, что опознавательных знаков на внешности не оставляет. Мы сразу появляемся на свет человеком, который может предать, или человеком, который не может предать. Или, самое гнусное, человеком, который может предать, а может и не предать.
Животные устроены проще: они никогда не предают того, кого любят. Люди – фигуры сложнее. Они могут предать любя, по дружбе или ненавидя. Один не устоит перед конфеткой, другой – перед миллионом, третий предает от испуга, четвертый – от отчаяния или зависти, пятый – за дом на берегу моря. У каждого человека свой предел души для предательства. У каждого своя планка и своя мера. Бывают и такие, которые ценят свою честь выше конфетки, страха и дома на берегу моря. Человечища!
Разные рождаются люди…
…А я так и не стал таким мудрым, как наш старшина, и таким умным, как Серега Колобков.
На террасе
Я поехал в пригород посмотреть вездеход на колесах, который собрали знакомые ребята, и вспомнил, что в этом поселке у моего школьного друга дача. На обратном пути решил его навестить.
Мы с ним не то чтобы друзья, ничего нас близко не связывает, кроме далеких школьных шалостей, но детскую дружбу поддерживаем, встречаемся изредка. Однокашники всё же.
Друг встретил меня радостно.
– Очень правильно сделал, что заехал. Один сижу. Скучаю. Жена в командировке. Дети своими делами заняты, – объяснил он. – Ты же у меня ни разу не был? Посмотришь, как я живу.
Смотрины – самое ненавистное, что выпадает мне, когда я приезжаю к знакомым на дачу. Вроде бы инспектировать прибыл. Остается достать ведомость и приступить к описи имущества.
«Сейчас начнет хвастаться», – подумал я. Странные люди попадают мне на жизненном пути: одни пытаются выставить напоказ то, чего у них нет, другие, наоборот, прячут и скрывают то, что у них есть.
Но главное, догадался я, что попал вовремя. Приятно угадывать моменты, когда тебе рады. А то иной раз сидишь в гостях и не понимаешь, почему хозяин пританцовывает и стоя, и сидя. И пока поймешь, что у него живот прихватило, он возьмет да и рассердится.
Поначалу мы обошли все дворовые постройки и посадки, где мне продемонстрировали хозяйскую хватку владельцев участка, потом – короткая экскурсия по дому и, наконец, заметив, что я рассеянно созерцаю стены, окна и потолки, предложение: