Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра
Шрифт:
– Ну что вы, Борис Зенонович, я совершаю крайне гуманное действие – призываю противника прекратить кровавое противостояние и сдаться нам на милость.
– Вы ошибаетесь, голубчик. Вот послушайте, что по этому поводу говорит наша почтенная либеральная публика в «Петроградских ведомостях»: «Совершаемое нашими врагами гнуснейшее преступление в виде разбрасывания прокламаций среди наших войск уже получило свою оценку в приказе Верховного главнокомандующего. Излюбленным способом доставки к нам недостойных обращений они избрали оставление таковых на оставленных позициях в ящиках с различными яствами и табаком. В этих прокламациях, уснащенных льстивыми выражениями, немцы прикидываются друзьями
– Я думаю, аналогичную оценку и наших действий можно найти в этих газетах, – кивнул Дашевский на немецкие Reichspost и Neue Freue Press.
– Вы правы, Владимир Михайлович, – согласился ротмистр, – это, конечно, уже настоящая агитационная война. Недаром немцы скупают в Швеции целые издательства вместе с сотрудниками для своей пропаганды.
– А хотите послушать анекдот на более актуальную тему? – предложил прапорщик.
– Ну-с… – оживился Корецкий.
– Австрийский офицер упрекает свою жену: «В твоей спальне перебывали все офицеры моего гарнизона». А та отвечает: «Чего ты боишься, милый? Разве ты не знаешь, что австрийцы всегда отступают?»
Все, кроме Чухно, разразились громким смехом, характерным для армейской компании. Поручик же на мгновение оторвался от чтения, обвел офицеров непонимающим взглядом и вновь уткнулся в донесение. Там агент сообщал, что к нему обратился его старый клиент – некий инженер Шехерт, проживающий по адресу Зеленая, шестьдесят один, с просьбой составить прошение на имя коменданта города относительно выкупа у него на цели русской армии двух тысяч железных брусов для колючей проволоки. Эти брусы он якобы изготовил по заказу австрийского коменданта для львовских фортов, но не успел сдать. Потратил на них все свои наличные – три с половиной тысячи рублей и сейчас «разорен, вынужден закрыть мастерскую и тем самым утратил возможность дальнейшего заработка».
С оперативной точки зрения эта информация не содержала ничего ценного, но для Чухно она представляла немалый интерес.
«Деньги или проценты, – взвешивал он, – следует взять с Шехерта за улаживание его дела в комендатуре? А может, забрать у него брусы под видом конфискации и сбыть через подставных лиц?»
По прежней работе в полиции поручик имел богатый опыт по таким делам. Во Львове же встречалось немало особенностей, которые приходилось с трудом осваивать.
«Пожалуй, будет спокойнее получить от Шехерта просто деньги за то, что тот не будет арестован за сокрытие стратегического товара и содействие врагу», – принял он окончательное решение.
Вскоре офицеры отделения были приглашены в кабинет начальника, где подполковник Кирьянов поставил их в известность о том, что капитану Белинскому под видом австрийского подданного предстоит выполнять ответственное задание командования и офицерам отделения следует оказывать ему всяческое содействие. При этом заметил, что при случайных встречах с ним в городе ни в коем случае не проявлять признаков знакомства.
– Теперь о неприятном, – нахмурив брови, продолжал подполковник. – Губернатор направил очередную жалобу в ставку командующего на действия офицеров армейских контрразведок во Львове. На этот раз, слава богу, отличились не мы, а чины Одиннадцатой армии, которые не поставили в известность губернатора и комендатуру города о проведении арестов, обысков и принудительного найма чиновников для своих служб. Теперь следует ждать соответствующего распоряжения. Я прошу учесть это в вашей дальнейшей работе.
– Позвольте, господин подполковник? – обратился Дашевский. – Почему бы губернатору не обратить внимания на работу чинов его собственного Особого отдела? Все мы знаем, как они ведут сыск, который сводится к полицейским облавам и обыскам по донесениям агентуры с последующей депортацией подозреваемых. Никакой продуманной и умной работы по вскрытию шпионских сетей во Львове. Шпионов же в городе, по нашим данным, предостаточно.
– Владимир Михайлович, – с многозначительной улыбкой вставил Корецкий, – неужели для вас секрет, как подбираются кадры губернаторских служб? Заниматься поимкой шпионов там определенно некому. Кругом адъютанты и помощники с баронскими и княжескими титулами…
– Господа, господа, – нетерпеливо прервал их Ширмо-Щербинский, – господин подполковник собрал нас здесь не для критики штаба генерал-губернатора. Дело совсем в другом. Вы знаете, насколько непросты отношения Брусилова с графом, и наша задача не ставить командующего в неловкое положение из-за наших возможных нарушений установленного порядка.
Совещание вскоре закончилось, и шоферу Снигиреву было поручено проехаться с Белинским по городу и ознакомить его с местами предстоящих перемещений.
Глава 11
Цензура
Военно-цензурное отделение города Львова приступило к работе с первых дней оккупации города.
Начальник отделения цензуры полковник Фатьянов и его заместитель доктор философии Филипп Свистун старались выполнять свои обязанности в строгом соответствии с положением о военной цензуре. Каждое утро сюда, на Чарнецкого [27] , шестнадцать, доставлялись для просмотра кипы военной и частной корреспонденции. Ее вскрывали и просматривали, и если там содержалась военная тайна или обнаруживалось содержание преступного характера – изымалась и отправлялась в штаб армии. Письма на еврейском языке пересылали в Киев – в специальную цензурную комиссию.
27
Теперь улица В. Винниченко.
Эта часть работы отделения не представлялась сложной. Куда хлопотнее было ставить штамп «Разрешено» на пробные экземпляры десяти дозволенных в городе газет, просматривать репертуары местных зрелищных заведений и прочие материалы публичных мероприятий. Ответственный за этот объем информации доктор философии Свистун старался не пропустить в них статей и высказываний, недопустимых по форме и содержанию в военное время, а также критики в адрес администрации. А этого хватало с лихвой не только в польскоязычных изданиях, но даже в редактируемой капитаном Наркевичем газете «Львовское военное слово». Начальник отделения даже счел необходимым обратиться по этому поводу лично к командующему фронтом с просьбой замены редактора другими лицами, «более отвечающими своему назначению».
Помимо защиты секретов и предотвращения распространения вредных слухов и домыслов, цензурное отделение выполняло еще одну важную функцию: представляло командованию обобщенный материал для анализа настроений среди офицерского состава и нижних чинов.
«Сейчас мы сидим в холодных окопах, позиция не благоустроена, землянки текут, – читает солдатское письмо цензор Фирсов, – болит левая грудь и большой кашель, не дающий спать. На сердце грусть за домом, и хотелось бы поскорее покончить эту кутерьму и зажить нормальной жизнью. Но надо переносить тяжелые труды и служить царю и родине, памятуя, что мы призваны защищать наше дорогое отечество от немцев и их варварских союзников турок».