Галили
Шрифт:
— Вот как? Ты больше не любишь своего мужа?
— Нет.
— А когда-нибудь любила?
— Не знаю. Когда встречаешь такого, как Митчелл, трудно разобраться в собственных чувствах. Особенно если ты — ничем не примечательная девушка со Среднего Запада, которая запуталась в жизни и сама не знает, чего хочет. А он говорит, что больше тебе ни о чем не придется волноваться и что он сам обо всем позаботится.
— Но он не выполнил своих обещаний?
Рэйчел задумалась, прежде чем ответить.
— Он очень старался, — признала она
— У тебя появились иные желания.
— Да, наверное.
— И в конце концов пришлось понять, что люди не могут дать тебе того, что ты желаешь, — продолжал Галили.
Рэйчел догадалась, что он говорит сейчас не о ней, но размышляет о себе, о своих отношениях с Гири, которые до сих пор оставались для нее загадкой.
— Ты поступила правильно, — сказал Галили. — Если бы ты осталась с ним, то начала бы себя ненавидеть.
Хотя он обращался к Рэйчел, она подозревала, что он по-прежнему имеет в виду себя, и это ее радовало. Приятно было сознавать, что он видит параллели между их судьбами. Страхи, терзавшие ее так недавно, не имели под собой никаких оснований. Если он так глубоко понимает ситуацию, в которой оказалась Рэйчел, если он считает, что пережитые разочарования роднят их, им есть на чем строить дальнейшие отношения.
Конечно, ей хотелось узнать о нем как можно больше, но Галили внезапно замолчал, а она воздерживалась от расспросов, чтобы не показаться навязчивой. Впрочем, в разговорах нет особой необходимости, решила она. Что толку терзаться, вспоминая прошлое, когда все вокруг дарит ей наслаждение: закатное солнце, бросающее на небо алые блики, море, спокойное и умиротворенное, как никогда, вода, ласкающая ее ноги, горячая рука Галили, сжимающая ее руку.
Мысли ее спутника текли в том же направлении.
— Иногда разговоры лишь портят настроение, — сказал он. — И тогда я думаю: к чему все эти сетования и жалобы? — Он устремил взгляд вверх, в небеса, где проплывали окрашенные закатным солнцем облака. — Что с того, что мне неизвестны законы, по которым живет этот мир? Я свободный человек. По крайней мере, я свободен большую часть своей жизни. Я волен идти, куда захочу. И куда бы я ни пошел... — Он перевел взгляд с неба на Рэйчел. — Повсюду я нахожу красоту. — Наклонившись к Рэйчел, он слегка коснулся губами ее волос. — И за это следует быть благодарным. — Они остановились, по-прежнему не разнимая рук. — Иногда я не в силах поверить, что подобная красота существует.
Она вновь ощутила его губы на своей коже, но на этот раз прикосновение оказалось более чувственным и глубоким. А потом они заключили друг друга в объятия, и уста их слились воедино. Едва увидев друг друга, они знали, что им предначертано стать любовниками, и это был их первый поцелуй.
Что, если это только сон, — пронеслось в голове у Рэйчел. Происходящее казалось ей слишком прекрасным, чтобы быть явью. При всем желании она не могла бы вообразить ничего прекраснее. Небо, море, облака, его губы. Его
— Прости меня... — прошептал он.
— За что?
— За то, что я не нашел тебя раньше. Я должен был тебя искать.
— Не понимаю, о чем ты.
— Я проводил время в праздности. Любовался лишь морем, в то время как мне следовало искать тебя на земле. Если бы я нашел тебя раньше, ты не вышла бы за него замуж.
— Если бы я не вышла за него замуж, мы бы с тобой никогда не встретились.
— Нет, встретились бы, — возразил он. — Если бы я вовремя отвел взгляд от моря, я узнал бы, что на земле есть ты. И пришел бы за тобой.
Обнявшись, они вновь двинулись вдоль берега. Галили вел Рэйчел в дальний конец пляжа, где высилась скалистая гряда, служившая границей между бухтами. Пробравшись по узкой расщелине между камнями, они оказались на песчаной полосе, по длине примерно в два раза уступавшей пляжу, который остался за их спинами. Посреди бухты Рэйчел увидела небольшую, очень старую деревянную пристань, ее дощатый настил посерел от дождей и ветров, а опорные столбы сплошь покрывали мохнатые зеленые водоросли. На якоре здесь стояло лишь одно судно — «Самарканд». Паруса яхты были спущены, и она плавно покачивалась на волнах — воплощение покоя и безмятежности.
— Ты сам ее построил? — спросила Рэйчел.
— Не совсем. Я купил на Маврикии старую развалину, разобрал почти до основания и переделал на свой вкус. Работал я без помощников, так что потратил на это целых два года.
— Дом ты тоже построил своими руками.
— Да, я предпочитаю работать в одиночку. Я быстро устаю от людей. Когда-то все было иначе, но потом...
— Что случилось потом?
— Мне надоело притворяться.
— Притворяться?
— Да, притворяться, что люди мне нравятся, — усмехнулся он. — Что мне с ними хорошо. Что я обожаю болтать о... — Тут он пренебрежительно пожал плечами. — Ну, о чем там обычно болтают люди.
— Больше всего они любят говорить о себе, — подсказала Рэйчел.
— А, вот оно что, — сказал Галили. Судя по выражению его лица, он так давно не бывал среди людей, что успел забыть все их привычки и обычаи.
— Да ты меня дурачишь, — рассмеялась Рэйчел.
— И не думаю, — возразил он. — Знаешь, если бы люди говорили о том, что действительно проникает в их души, я не имел бы ничего против их общества. Я бы с радостью внимал их рассказам. Но обычно приходится выслушивать совсем другое. Всякую чушь о том, что жены их ужасно растолстели, мужья — полные идиоты, а с детьми нет никакого сладу. Разве это можно вынести? Нет, подобным разговорам я предпочитаю тишину.
— А как насчет увлекательных историй?
— О да, история порой бывает лучше тишины, — согласился он, оценив ее мысль по достоинству. — Но не всякая история. Лишь та, что несет в себе истину.