Шрифт:
День первый
Воскресенье, 28 мая 1944 года
За минуту до взрыва на площади в Сент-Сесили царил покой. Вечер выдался теплый, церковный колокол лениво гудел, без особого рвения созывая верующих на службу. Для Фелисити Кларэ первый удар колокола прозвучал как начало обратного отсчета.
Над площадью возвышался замок семнадцатого века – уменьшенное подобие Версаля. Фелисити, или Искра, как все ее называли, любила Францию – ее архитектуру, мягкий климат, неспешные трапезы и вежливость в обращении. Ей нравились французские живопись, литература и стильная одежда. По-французски она говорила с шести лет, и никто не признал бы в ней иностранку.
Искру бесило, что той Франции, которую она любила, больше не существует. Не хватало продуктов,
Искра не была фаталисткой и хотела жить. Но если уж ей предстояло умереть, она была рада провести последние мгновения на залитой солнцем площади, любуясь прекрасным старинным замком под ласкающую ухо мелодичную французскую речь.
Замок возвели здесь, в самом сердце Шампани, местные аристократы, но теперь в нем размещались немецкий телефонный узел и окружная штаб-квартира гестапо. Четыре недели назад замок бомбили союзники. Большая часть западного крыла превратилась в груду развалин, но налет не принес ожидаемых результатов. Узел отремонтировали быстро – связь была налажена, как только немцы установили новые коммутаторы. Жизненно важной аппаратуре в подвале бомбардировка не нанесла серьезных повреждений. Поэтому Искра и была здесь в этот день.
Замок стоял на северной стороне площади. Его окружала высокая ограда и охраняли часовые в форме. На восточной стороне площади находилась маленькая средневековая церковь, а напротив нее, на западной стороне, – ратуша. На южной стороне располагались магазины и кафе «Спорт». Искра сидела за столиком на улице и ждала последнего удара колокола. Перед ней стоял стакан легкого белого вина.
Искра была британским офицером в чине майора. Официально она числилась в Корпусе медсестер первой помощи, где служили только женщины, которых именовали Сестрицами. Но это была легенда. На самом деле она работала в засекреченной диверсионной организации – Службе особых операций, СОО. В свои двадцать восемь лет Искра была старшим агентом. В этот день она не впервые ощущала себя на волосок от смерти. Искра научилась справляться со страхом, но все же при взгляде на винтовки часовых сердце ее холодело.
Три года назад пределом мечтаний Искры было место преподавателя французской литературы в британском университете. Она работала в Военном министерстве – переводила документы с французского, когда ее вызвали на таинственное собеседование и спросили, не хочет ли она поучаствовать в опасных операциях. Искра, недолго думая, сказала «да». Все парни, с которыми она училась в Оксфорде, рисковали жизнью на войне, так чем она хуже?
Через полгода Искра стала связной. Ее посылали с сообщениями для групп Сопротивления в оккупированной Франции. Она прыгала с парашютом, колесила по стране с фальшивыми документами, вступала в контакт с диверсионными группами, передавала распоряжения и записывала ответы. Назад Искра возвращалась маленьким самолетом, который забирал ее с заросшего травой луга.
С курьерской работы она перешла к организации диверсий. Дело было опасное. Искра выжила, потому что отличалась безжалостностью, быстротой реакции и осторожностью, граничившей с паранойей.
Сегодня рядом с ней сидел ее муж Мишель, глава сети Сопротивления под кодовым названием «Болингер». Ее центр находился в городе Реймсе в шестнадцати километрах от Сент-Сесили. Хотя его жизнь висела на волоске, он сидел откинувшись на спинку стула, забросив ногу за ногу, с кружкой водянистого пива военного времени. Его бесшабашная улыбка завоевала сердце Искры, когда она училась в Сорбонне. Молодой Мишель с взъерошенными волосами читал лекции по философии и был идолом великого множества студенток. Он по-прежнему оставался для нее самым сексуальным мужчиной из всех встреченных в жизни – высокий, с пристальным взглядом голубых глаз.
Задание подарило Искре долгожданную возможность провести несколько дней с мужем, но радости эти дни не принесли. Мишель был каким-то сдержанным, инстинкт ей подсказывал, что он увлекся другой. Ему было всего тридцать пять, и живое его обаяние все так же действовало на женщин. Против Искры играло и то, что с начала войны
Искра все еще любила Мишеля, но уже не романтической любовью. В трезвом свете семейной жизни она увидела, что он тщеславен, эгоцентричен и ненадежен. Но в те редкие минуты, когда Мишель к ней тянулся, она вновь ощущала себя единственной, прекрасной и обожаемой. Обаяние Мишеля действовало и на мужчин. Он был настоящим вожаком – смелым, покоряющим сердца. План нападения они разработали вместе с Искрой. Пятнадцати бойцам из «Болингера» предстояло атаковать замок в двух местах, разделить охрану, а затем перегруппироваться внутри, чтобы проникнуть в подвал и взорвать помещение с оборудованием.
Антуанетта Дюпер, старшая группы местных женщин, каждый вечер убиравшихся в замке, снабдила их поэтажным планом. Она была тетей Мишеля. Уборщицы приступали к работе в семь часов, когда в церкви начиналась вечерняя служба. Искра видела, как кое-кто из уборщиц уже предъявляет специальные пропуска часовому у кованых железных ворот.
План атаки основывался на данных британской разведки МИ-6. Из них следовало, что замок охраняет отряд войск СС, караул работает в три смены по двенадцать человек в каждой. Пятнадцать бойцов Сопротивления находились сейчас с верующими в церкви или изображали праздно гуляющих на площади. Оружие они прятали под одеждой либо в сумках и заплечных мешках. Если МИ-6 не ошиблась, бойцы Сопротивления должны были иметь численное преимущество над охраной.
Но Искру не отпускала тревога. Когда она рассказала Антуанетте о выкладках МИ-6, та нахмурилась и заметила:
– По-моему, их там больше.
Искра обвела взглядом площадь, выискивая знакомые лица. Все выглядело нормально, за исключением одного – у церкви стоял огромный мощный спортивный автомобиль, собранная во Франции «испано-суиза».
Машина подъехала полчаса тому назад. Водитель, красивый мужчина лет сорока в элегантном гражданском костюме, мог быть только немецким офицером. Ни у кого другого не хватило бы наглости разъезжать в такой машине. Его спутница, ошеломляюще рыжеволосая, в зеленом шелковом платье и замшевых туфлях на высоких каблуках, выглядела слишком изысканно и шикарно, чтобы не быть француженкой. Мужчина установил на штативе камеру и фотографировал замок. Несколько минут назад он напугал Искру, попросив снять его вместе со спутницей. Он говорил вежливо, с едва уловимым немецким акцентом и обаятельно улыбался. Искра повела себя как большинство француженок, окажись они на ее месте, – выполнила просьбу с выражением холодного безразличия. Офицер поблагодарил и предложил ей что-нибудь выпить. Искра решительно отказалась. Ни одна французская девушка не стала бы пить с немцем, если не хотела, чтобы ее назвали шлюхой. Офицер с пониманием кивнул, и Искра вернулась к мужу.
Было ясно, что офицер не при исполнении, и тем не менее он вызывал у нее беспокойство. В его поведении сквозила не свойственная туристу настороженность.
Колокол кончил звонить.
Искра и Мишель встали. С беззаботным видом они подошли к выходу с террасы кафе, но на площадь не вышли.
Дитер Франк заметил девушку за столиком кафе, как только въехал на площадь. Он всегда обращал внимание на красивых женщин. Эта была блондинкой с прозрачными зелеными глазами, невысокой и стройной. Мешковатое платье она украсила ярко-желтым шарфиком с тем чувством стиля, который он считал очаровательно французским.
С девушкой был симпатичный мужчина, не проявлявший к ней особого интереса, – вероятно, муж. Дитер попросил ее сделать снимок только потому, что хотел с ней заговорить. В Кёльне у него были жена и двое хорошеньких детишек, в парижской квартире он жил со Стефани, однако это не удержало бы его от нового флирта. Француженки были самыми красивыми женщинами на свете. Впрочем, во Франции все было красиво – мосты, бульвары, картины и даже столовый фарфор.
Дитер не знал, откуда у него такие вкусы. Его отец был преподавателем музыки, но жизнь, которую вел отец, казалась Дитеру невыносимо скучной, и он, к великому ужасу родителей, стал полицейским – одним из первых в Германии с университетским образованием.