Галльские ведьмы

Андерсон Пол Уильям

Неподалеку от лодки показался тюлень. Вокруг Иса этих животных всегда водилось во множестве, их оберегали. Некоторые резвились в воде, другие отдыхали на скалах. Этот же поплыл рядом с лодкой, держась от нее на расстоянии в несколько футов. Он часто поглядывал на Дахут, и она, присмиревшая, смотрела на него, молчаливая и неподвижная, но очень счастливая.

— Странно, — тихо сказал Маэлох. — Дельфины часто играют около судов, но тюлени никогда не приближаются к ним близко.

Квинипилис кивнула.

— По-моему, я его узнала, — ответила она.

Ее взгляд прояснился. — И этот прекрасный мех, как коричневое золото, и эти огромные глаза. Не тот ли это тюлень, который плавал там, где мы подняли на борт малышку? Слышишь? Я его тогда заметила. И еще несколько раз он появлялся у берега…

— Как-то раз тюлень спас меня и мою команду. Он показал нам в густом тумане путь домой, если бы не он, мы бы наверняка сели на мель.

Квинипилис снова кивнула.

— Это знак из другого мира. Как близки мы к нему, но у нас разные пути, — она посмотрела на Дахут. — Дитя моря.

Девочка, уже не обращая внимания на тюленя, продолжала играть. Маэлох спустил парус и начал грести к рифу. Это был довольно большой скалистый островок, усеянный сорной травой, ракушками и прибитыми течением ветками. Она захлопала в ладоши и запела. Маэлох спрыгнул на берег.

— Иди сюда, малышка, — позвал он. — Нет, сначала надень сандалии. Ты не старый моряк, и можешь порезать свои крошечные ножки.

Он помог Квинипилис сойти на берег, принес стул и балдахин, которые она захватила с собой, и приготовил поесть. Дахут носилась вокруг, крича от восхищения. Немного отдохнув, он взял ее за руку, и они отправились бродить по острову. По пути он, как мог, объяснял девочке, что как называется. Квинипилис с улыбкой наблюдала за ними, иногда что-то бормоча себе под нос. Наконец он сказал:

— Что ж, принцесса, пора возвращаться домой. — Дахут погрустнела.

— Нет, — ответила она.

— Надо. Скоро начнется прилив. Бедному старому дяде Маэлоху повезло, что стих ветер, так что ему не придется сильно грести. Но если мы не поторопимся, прилив закроет ворота, и нам придется плыть к шведской земле, а твоя бедная старенькая мама Квинипилис не может карабкаться на скалы.

Девочка закусила губку, сжала кулачки и топнула ножкой.

— Нет, я останусь здесь.

— Ни в коем случае. Твоя белая кожа обгорит на солнце. Не капризничай. Пока поиграй, а я сложу в лодку наше добро.

Дахут увернулась и отбежала от него.

Когда Маэлох вернулся, Квинипилис дремала на стуле. Он не стал ее будить, а принялся грузить лодку. Краем глаза он поглядывал на Дахут. Она спокойно стояла около воды. Из-за пологой скалы виднелась только ее макушка.

Покончив с погрузкой, он слегка потряс Квинипилис за плечо. Она шумно вздохнула и смущенно заморгала.

— Дахилис… — пробормотала она, но тут же пришла в себя: — О, какой я видела жуткий сон.

Она оперлась на руку Маэлоха и, прихрамывая, направилась к лодке. Моряк подошел к Дахут.

— Пора, — сказал он и замер в изумлении.

Под уступом, бок о бок, лежали девочка и тюлень. Маэлох заметил,

что это самка. Она тыкалась узкой мордой (поразительно, как же тюленья голова напоминает мертвого человека) в щеку девочки, путаясь в ее длинных локонах. Но ребенка, казалось, не смущал исходивший от животного рыбный запах. Тюлень издавал звуки, чем-то напоминающие бормотание или мурлыканье.

— Дахут! — взревел Маэлох. — Что это такое?

Девочка и тюлень отодвинулись друг от друга и обменялись взглядами. Самка скользнула в воду и погрузилась в глубины моря. Дахут вскочила. Мокрое платье прилипло и плотно облегало тело. Успокоившись, она беспрекословно направилась к нему.

Маэлох присел на корточки и осмотрел ее.

— Ты не ранена? — ощупал ее он. — Проклятье, что это значит? Больше так не делай. Это животное могло растерзать тебя на куски. Ты видела, какие у него зубы?

— Она пела мне песенку, — зачарованно ответила Дахут.

— Пела? Тюлени не поют. Они лают.

— А она не лаяла, — упрямо заявила девочка и снова стала прежней Дахут. — Она пела мне о море, потому что я ее об этом попросила. — Она повернулась и крикнула в сверкающую даль: — Я еще вернусь! Я всегда буду к тебе возвращаться!

У нее испортилось настроение. Она одарила Маэлоха нахальной ухмылкой и подмигнула. Ему больше ничего не оставалось, кроме как усадить дочь Дахилис в лодку и отвезти ее домой к отцу.

Маэлох знал, что ему никогда не понять, что тут произошло, но ему, которому, как и его прародителю, приходилось иметь дело со смертью, не следовало так изумляться.

— Она пела? — спросил он.

— Пела, пела, — Дахут яростно закивала головой. — Она рассказывала мне о море.

— И что она тебе рассказывала?

— Я помню. Хочешь послушать? — Она запела дрожащим детским голоском, и полились слова и мелодия. Эту песню она не могла слышать в Исе.

Глубока, глубока, спит застывшая вода.

В океане чудо-рыба проплывает в никуда.

А о чем же все мечтают, когда сумерки пылают?

Лишь тюлени все узнают, все узнают, как всегда.

Далека, далека нам вечерняя звезда.

Шторм идет, гуляет ветер

И дождливы облака.

Лишь тюлени все заметят, все заметят,

как всегда.

Высота, высота — вверх в ночные небеса.

А в глубоком океане бурно плещется вода.

И белеющая пена изменяет все цвета.

Лишь тюлени, как обычно, в море будут

жить всегда.

III

Последние три года Грациллоний раз в месяц открывал заседание суда. В это время любой мог свободно войти в королевский дворец, послушать судебное разбирательство или подать ему жалобу, которую низшим властям не удалось решить. Он выслушивал каждого по очереди и по-военному быстро выносил решения. У него не было ни времени, ни терпения вдаваться в подробности, хотя он старался быть справедливым. В спорных случаях он обычно разрешал спор в пользу более бедных. Они быстрее отступались, чем богачи.