Галопом по Европам
Шрифт:
– Посмотри, с чем я еду! – достаю из сумочки бабулин раритет. – Представляешь, мой так и не успели починить. Вот мне мои предки и раскопали.
Пашка аккуратненько двумя пальцами берет аппаратик:
– Да, я такие только в детстве видел, – присвистывает он, – где раскопки-то проводили? Не на свалке ли?
– Типа того! Бабулины закрома – это почище свалки будет. Сам понимаешь, Интернет в этом чуде отсутствует как класс. Зарядки хватает от силы минут на двадцать, поэтому держу его постоянно выключенным. Берегу заряд для экстренного звонка.
– А мне не могла сказать? У меня уж наверняка что-нибудь более современное нашлось бы.
– Ну кто же знал, что не сделают, – замолкаю, всем телом ощущая вибрацию
– Взлетели, – отпускаю спустя какое-то время Пашкину руку, в которую вцепилась мертвой хваткой, и как ни в чем не бывало, продолжаю прерванный разговор. – Кстати, в этом телефончике еще барахлит звонок, про выбор мелодий я вообще не говорю. К тому же горят загадочные символы, которые, по моему разумению, не должны гореть.
– Что значит, загадочные символы?
– Ну что, например, горит символ, что пришла СМС. А СМСки нет. Или горит символ, что есть непринятый звонок. А самого звонка нет. Точнее, он, может, и есть, но из-за постоянно горящего значка не понятно, есть он или его нет.
– Фи! Это такая мелочь…
– Вот и бабуля говорит: «Абсолютно рабочий агрегат»!
Мы веселимся. По правде говоря, мне нравится Пашкина улыбка. Она какая-то залихватская и бесшабашная. Когда Чернышов едва начинал ухаживать за мной, улыбка гораздо чаще сияла на его лице. Она согревала меня и давала надежду, что все у нас с ним будет хорошо. После двух неудавшихся свадеб мне требовалась основательная подпорка. И друг стоически выполнил свою роль. К сожалению, время сделало свою черную работу. Уж кто из нас виноват, я или Пашка, не знаю, а только улыбку он намертво заменил на наушники.
– А где же у тебя информация о поездке, неужто распечатала по старинке? Или в ноутбуке?
– Спокойно! Я умница, и у меня все под контролем! Во-первых, я всю инфу тебе на телефон закачала. Во-вторых, все есть на ноутбуке, а в-третьих, чтобы тебе переписать, я сначала все скачала на флешку, – показываю Пашке своего бежевого медвежонка. – Сам понимаешь, ноутбук-то, хоть и маленький, а на работу его тащить в лом.
– Ну давай тогда колись, по какому принципу выбирала города? Откуда Рим, Барселона? Если посмотришь на карту, то к Вене гораздо ближе Зальцбург, Будапешт, Прага… Или ты решила максимально поддержать честно заработанным рублем европейские транспортные компании?
Вопрос застает меня врасплох. В самом деле, по какому? Собственно, мне-то понятно. Конечная цель – Барселона, в которой я весьма вероятно и останусь с Маорисио. Возвращение в Москву с Павлом представляется весьма сомнительным. Испанец далеко, он клянется в любви и зовет замуж. Павел всегда рядом, никуда не зовет, даже не улыбается, а ждет удобный момент, чтобы надеть наушники и отключиться от меня. Выбор, я бы намекнула, очевиден.
Однако, вслух выдаю немного другую версию:
– Все очень просто. Мы же с тобой архитекторы. А Барселона – город великого Гауди [1] . Я всегда мечтала посмотреть здания, построенные по его проектам, – естественно, Пашке про Маорисио до времени ничего знать не следует. – Про Рим я даже не знаю, что можно добавить к тому, что ты и сам знаешь. Вечный город. Там и античные постройки, и архитектура Эпохи возрождения. Ну а Вена – город дворцов. Очень красивые здания построены весьма состоятельными австрийцами на месте стены, когда-то окружавшей город. Это совершенно особенное зодчество, – молчу, что в Вене была с Мишаней в нашу последнюю совместную поездку. Кто знает, возможно, именно из-за приятных воспоминаний меня так в нее тянет.
1
Antonio Pl'acido Guillermo Gaud'i y Cornet; 25 июня 1852, Реус, Каталония – 10 июня 1926, Барселона) – испанский архитектор, большинство проектов которого, включая самую масштабную его постройку, храм Святого Семейства, возведено в Барселоне.
– С точки зрения архитектуры прекрасный выбор, мадам.
Мы какое-то время пытаемся изображать интерес к разговору, но на три часа полета запала не хватает. Пашка, дождавшись-таки, когда я иссякну, надевает наушники.
Закрываю глаза. В последние три года я играю роль того самого персонажа, что в трех соснах умудрился заблудиться. Если бы я вышла замуж за Мишку, то насколько спокойнее мне было бы! И зачем на мою голову свалился Маорисио?! А потом вдобавок и Пашка от безысходности.
– Добро пожаловать в Вену! – голос командира экипажа вырывает из сна. Я таки отключилась.
– Мадам проснулась? – Чернышов насмешливо разглядывает меня, – я уж сидел и гадал, когда тебя начинать будить. Решил сначала дать всем пассажирам выйти.
Через паспортный контроль выходим по указателям к поездам. Топографический кретинизм, которым наградила меня природа, не позволяет мне сориентироваться, куда идти. Два года назад я слепо шагала за Мишаней, а ему я до сих пор доверяю больше, чем себе.
– Вы в Вену? – не столько вопрос, сколько утверждение на приличном английском. Перед нами стоит парень лет двадцати. Темнокожий мулат, на голове торчащие во все стороны дреды, белозубая улыбка шире, чем само лицо. Вот тебе и центр Европы.
– Да, – киваем мы, подтверждая, что действительно не знаем, куда идти. У нас с Пашкой один язык на двоих. Я относительно прилично говорю сама, но тяжко понимаю, что мне говорят другие. Похоже, все они плохо учили в школе английский, поэтому их произношение ужасно. Чернышов, наоборот. Он прекрасно понимает, что говорят, но с трудом может составить предложение на чужеродном языке. Зато кивание и махание руками у нас у обоих развито прекрасно.
– Идемте, – мулат машет рукой, чтобы мы шли за ним.
С громким криком «Капут» парень подлетает к автомату по продаже билетов и скрещивает руки. Мы понятливо киваем. Ясно, автомат сломан. Однако, что же так кричать? Около следующего он делает знак, чтобы мы дали ему денег, и получает от нас десять евро. Купив в автомате два билета, наш Гид-волонтер протягивает их нам вместе со сдачей.
Пока Пашка чинно и аккуратно убирает билеты со сдачей в кошелек, парень запрыгивает в закрывающиеся двери поезда, который мы, как степенные и уважающие себя обыватели, решили пропустить, и, не давая дверям закрыться, машет нам рукой, предлагая повторить его подвиг. Нам ничего не остается как принять его любезное приглашение, наплевав на всю нашу степенность.
– Видал, какой гостеприимный народ эти австрияки, – подначиваю я начинающего сопеть от недовольства Пашку.
– Настоящий ариец, – выносит свой вердикт мой спутник, ненавидящий подобные метания в общественных местах.
Парень, усадив нас в поезд, исчезает. Пересадку на нужную линию мы вполне успешно осиливаем сами. Когда выходим на Марияхильфер штрассе [2] уже темно.
– Это что за срач? – Пашка с недоумением смотрит на валяющийся вокруг мусор и шагает, высоко поднимая ноги, чтобы не наступить на какой-нибудь клочок бумаги или полиэтиленовый пакет, – этот с дредами нас в тот поезд посадил?
2
Mariahilfer Strasse