Галоши счастья

Рощин Михаил Михайлович

Мария. Чего? Не ты этого хотел? А? Кто? Чтобы и Та и Эта? Как удобно! Удобно тебе?

Голос (врывается). Ну как? Как насчет моркусты? Решай, решай! Салют!

Входит Марта в сопровождении Полицейского. Снимают накомарники.

Марта. Извините, но мы так обеспокоены…

Полицейский. Ясно, ясно, бывает… Салют! Охра­на порядка приветствует! (Марии.) Салют!

Мария. Салют!.. Эта? Где ты была? Ты завтракала?

Полицейский. Что за запах? Где у вас дымометр?

Марта (Марии,

шепотом). Он курил.

Мария (кокетливо). У нас? Какой запах? Может быть, мои духи?

Полицейский. Духи? Ах вы нарушительница! Раз­ве вы не знаете, что духи по утрам запрещены? Чтобы не отвлекать от дела?

Мария. Может, вы и цветам запретите благоухать?

Полицейский. Это не входит в наши функции… Но это не духи.

Мария. О, какой у вас нюх! Мы ночью взрывали на­шу антикомарийку.

Полицейский. Да? Интересно. (Тихо.) Простите, не могу не выразить своего восхищения: вы прелестны.

Мария. Спасибо, я знаю.

Полицейский еще понижает голос. Мария смеется.

Марта (Гансу). Что ты на меня так смотришь?

Ганс. Привести в дом полицейского! К мужу! Дожили!

Марта. Ну, Ганс! Что же делать? Ты уже неделю в таком состоянии.

Ганс. Господи! Это моя жена!

Полицейский (быстро). Кто сказал «господи»? (Гансу.) Вы сказали? Вам известно, что…

Марта. Это он мне. Он нечаянно.

Полицейский. Не зря меня пригласила ваша жена.

Ганс. «Жена»! Жена не вызовет к мужу полицию, хоть режь он ее на куски! Это не жены, это черт знает что!

Мария. Ганс! (Марте.) Я, в конце концов, устала!

Полицейский. Так! Вы свидетели! Он сказал «гос­поди» и сказал «черт»!

Ганс. Не пугай только! Пошел отсюда!

Мария. Ганс, что ты говоришь?

Марта. Ты погубишь себя и пас!

Голос. Прекратите всякие дела! Сейчас самое глав­ное решить вопрос насчет моркусты! Салют!..

Ганс (Полицейскому). Вон, говорю! И вы тоже! Некайте, дакайте! Нажимайте свои буськи! Скорей, скорей! Чтоб глаза мои вас не видели!

Мария. Идем, Эта! Идем, дорогая! (Гансу.) Ты про­сто ископаемое!

Марта. Но нельзя же, ну как же?..

Мария. Идем, идем! (Уводит Марту.)

Полицейский. Придется ответить. За все. (Ухо­дит.)

Голос (врывается). Каждый, кто еще не буськнул насчет моркусты, должен сказать себе…

Ганс падает на колени и бьется головой об пол. Вбегает Губерт.

Губерт. По-моему, мне пора на сцену… Ганс! Ганс! Скорей! Мы не туда попали! Я нашел потрясающее место!

Ганс воет.

Постиндустриальная цивилизация! Полная гармония! Я уже договорился, нас примут! Ганс! Ну! Какие там люди!

Ганс. Забери меня! Я ничего не понимаю!

Губерт. Там отдохнешь. Там сказка! Рай!

Ганс.

Ну куда я в таком виде?

Губерт. Там – неважно. Давай!

Голос. Ты почему не буськнул насчет моркусты? Ай-яй-яй! Сейчас же беги и буськни! Салют!

Ганс, взвыв и заткнув уши, спешит за Губертом.

Картина пятая

Свет усиливается, превращается в яркое солнце. Берег теплого моря, песок, сочная растительность, бунгало, монотонная тихая музыка без слов. Полуодетые, загорелые люди сидят, полулежат, едят апельсины, угощая друг друга. Это похоже на стоянку хиппи. Здесь и старый Хустен, и Марта с Марией (в другом, разумеется, обличье), и Полицейский, и Урсула. Лениво лежит Нэф, медленно ходит весьма обнаженная Приемщица.

Учитель Троммель, сама доброта, с птицами на плечах, со спящей змеей вокруг шеи, босой, держит речь.

Время от времени раздается странный чавкающий звук и вздох как бы громадного невидимого существа.

Учитель. Любовь, братья! Любовь, любовь, любовь! Я люблю тебя, все любят меня, и все мы любим друг дру­га. Проверим свои сердца. Я люблю их (о птицах) ? Да. Я люблю ее (о змее) ? Да. Я люблю это? (Поднимает в ладони и сыплет песок.) Да. Я люблю это? (Ловит сол­нечный луч и сверкает им.) Да. Я люблю его? (Гладит по голове Хустена.) Да. А ее? (Целует Урсулу.) Да… Люди прежних веков и цивилизаций в борьбе за пищу, кров и потомство забыли о цели своего существования, средства они принимали за цель. Чтобы утолить голод, достаточно удочки. Но они строили корабли, а чтобы по­строить корабли, строили заводы, а чтобы построить за­воды, строили другие заводы, рубили леса, били камень, и так далее, и так далее. Вместо того чтобы своими ру­ками, своей удочкой поймать свою рыбу. Из-за этой не­лепицы возникали гигантские цивилизации, но изначаль­ная ложь, все запутывая, заставляла цивилизации пожи­рать самое себя. Мы не можем себе этого представить, но так называемые люди мучили, убивали друг друга. Один заставлял другого работать, не работая сам. Ты поймай мне рыбу, накорми меня, а я дам тебе кость от рыбы… Да, братья мои, так было. Борясь с природой, де­ти природы не заметили, как стали самыми злыми вра­гами своей матери. Чтобы поймать свою рыбу, они готовы были осушить океан. Много тысячелетий не любовь и ра­зум, но ненависть и глупость были содержанием челове­ческой жизни и дел человека на земле… Любовь, любовь, братья! Проверьте свои сердца, свои тела, свою мысль. Исследуйте свои влечения. Нет ли в ком тайного, неудовлетворенного, стыдного, не ослабла ли в вас любовь! Любить легко, трудно создать из себя вместилище любви. Нет ли притворства, угрызения, обиды, боли, жажды, скуки, томления, болезни, туманного сна? Нет ли сомнения в том, что я действительно люблю то, что я люблю?.. Разум наш изощрен и всегда жаждет нового, он опасен, если им не правит добро… Сомкните глаза, братья, на недолгий миг, ответьте себе, проверьте себя!..

Учитель ходит среди притихших братьев, поглаживая их по головам. Братья тихо поют. Чавканье.

Врываются Губерт и Ганс. Наты­каются на Приемщицу.

Приемщица. Тихо, тихо!.. (Шепотом.) В чем дело?

Губерт. Девушка, это я! Помните? Я утром у вас был!.. Вот он, мой приятель, Ганс, в школе вместе учи­лись… Примете нас?

Приемщица. Тише. В какой школе?

Губерт. В четыреста двенадцатой, около почтамта. Не знаете?..