Гамбит искусного противника
Шрифт:
— Это банковские реквизиты карты, куда его отец отправляет определенную сумму денег каждый месяц, — поднимаю взгляд и пару раз моргаю, на что Властелин мира лишь устало вздыхает, как будто от проступка глупого ребенка, — Адреса его местоположения я тебе дать не могу, сама понимаешь, но думаю, что вы сможете вычислить его и сами. Достаточно лишь узнать, откуда снимают деньги, а дальше дело техники.
Теперь он ждет благодарности. Я прямо вижу, как на его лице отпечатывается это томление. Ни в улыбке, нет, в глазах. На их дне плещется и радуется мальчик, который думает, что он управляет баллом, но, Властелин мира, у меня для вас неприятные новости — это далеко не так.
Я смеюсь, чем ставлю его в тупик. Смеюсь громко, с расстановкой, не спеша. Это именно тот самый момент, которого я так долго ждала — моя месть
— Вы же несерьезно… — наконец, вытирая слезы, говорю, а сама смотрю на его тронутое злобой лицо, от вида которого смеюсь еще больше.
— Что же тебя так веселит, позволь спросить?
— Конечно.
С готовностью придвигаюсь ближе, зажав бумажку между пальцев, подношу ее к огню свечи, который тут же хватает уничтожать бесполезную «помощь». Я за этим наблюдаю с молчаливым восторгом, проделывая с ним все то, что он проделывал со мной вначале. Заставляю нервничать и переживать.
— Эта писюлька — бесполезна.
— Амелия…
— Бесполезна, — настаиваю, бросая огонек в фужер, — Или вы считаете, что мы не проверили самое очевидное? В том городе и в его окрестностях нет ничего — это обманка. Кажется, ваш партнер не сильно доверяет вам, когда дело касается семьи. И только ли семьи?
— О чем ты?
— Ооо…что-то прошло мимо вашего носа, неправда ли? — смакую каждое мгновение, теперь я вальяжно откидываюсь на спинку стула, пока Властелина мира нещадно так кроет.
Больше он не притворяется самым могущественным, просто не может. Это его главная ахиллесова пята — удар по его силе, по его возможностям. Стоит один раз дунуть, и шелуха летит во все стороны — красота. Зрелище бесподобное, и я радуюсь всей душой, даже не вздрагиваю, когда на бедный стол обрушивается очередной удар крупного кулака.
— Прекрати паясничать, и если есть что сказать — говори, а нет — закрой рот и будь благодарна…
— Если вы так вежливо просите, конечно скажу. Вы же трахаете мою сестру, а это считай почти родственники.
Он снова открывает рот ради очередного замечания, но я успеваю раньше.
— Вас по-крупному нагнули, и делают это уже не первый год. Мимо вашего носа проводят крупные откаты, откровенно вас обворовывают, а вы и не замечаете, пребывая в розовых замках мира, где все контролируете. Извините, но работая с крысами, всегда ждите ножа в спину.
— Доказательства.
— Были, сгорели вместе с нашим домом. Моя мама долго их собирала, но вам повезло — у меня отличная память. В ответ на вашу милостыню, брошу вам свою: начните проверку с аквапарка, который вы начали строить за год до того, как моя мама разбилась. Именно тогда в вашу кормушку не доложили в первый раз. Немного, конечно, но это лишь для затравки. Скажем так, проверить, так ли страшен черт, как его малюют.
— Твоя мама… — вдруг сказал он, резко подняв на меня взгляд, — Ты намекаешь, что он причастен к тому, что с ней случилось?
Я усмехаюсь не только вопросу, но и своему гению — так разыграть великого и ужасного Александровского может только по-настоящему гениальный стратег. В этот момент я даже рада тому, что так похожа на него — мой отец славился именно этим своим прирожденным талантом вести войну, как скрытую, так и открытую. Талант, который я унаследовала…
— Дядя Гриша был одержим машинами, — плавно поднимаюсь на ноги и слегка наклоняя голову на бок, — Он проверял их каждый месяц и точно заметил бы перебой с тормозами. Дальше думайте сами, а я пойду. Я никогда не любила ярмарки, а ярмарки тщеславия и того подавно.
«Уходя, светись не так ярко» — учила я себя еще в тот момент, когда обдумывала ходы до начала партии, но, к сожалению, сдержать улыбки было просто невозможно.
Потому что я получила, что я хотела, а результат лишь вопрос времени.
Глава 12. Привет, малыш. Амелия
17;Июнь
Когда-то давно Настя узнала о моей самой главной страсти. Это случилось в одни выходные, когда я уже попала в Академию. Крис уехала к своей семье на юбилей папы, Лиля, как обычно, улетела «работать» в Дубаи вместе со своими Властелином мира, а я осталась одна. Как брошенный котенок, которому некуда было податься, мне ничего не оставалось, как слоняться по пустым комнатам особняка в центре Москвы. Конечно, как ребенку особо впечатлительному, мне было больно от того, что все вот так, но себя жалеть я никогда не любила и постаралась вытянуть пользу и из этого. А она была! Балетная академия подразумевает под собой наличие классов, где ученицы занимаются классикой, оттачивая мастерство. И какое занятие классикой без классической музыки? Правильно, это невозможно.
У нас было много классов — целых семь. Ничего удивительного нет и в том, что там было все, чего только может пожелать душа: станки из хорошего дерева, зеркала, отличный пол, персонал. У нас были лучшие учителя, в основном бывшие танцовщицы из Большого или даже из-за границы. Есть разные причины, почему балерина перестает танцевать: старость, как бы смешно не звучало, личные обстоятельства по типу детей, или, например, травма. Наши учителя были из разряда тех, кто не «вылетел» при отборе, а просто попал в определенные, жизненные обстоятельства, поэтому все они были, как на подбор, лучшими. Талантливыми. Но для меня даже не это было главным — инструменты всегда были во главе стола.
Музыка всегда была моей отдушиной. Она всегда была моим спасением, моим способом выразить себя на сто процентов, моей душой, а больше всего на свете я любила фортепиано. Помню, мама отвела меня в первый мой музыкальный класс, когда мне было всего пять. Это случилось после того, как она заметила мое восторженное выражение лица на одной выставке в Париже. Там было много скучного, и я вообще не особо зафиксировала все происходящее вокруг, до того момента, как не услышала его — рояль. Помню, как я не могла оторвать взгляда от быстрых рук мужчины, который за ним сидел. Помню, как он улыбался, когда я подошла, чтобы разглядеть все поближе. А еще я хорошо помню, как всю дорогу до отеля я, обычно достающая Элая, молча пыталась повторить движения на коленках. Мама сразу все поняла и по возвращению меня ждал подарок — красивое пианино с обещанием потом купить и рояль, а также пару пробных уроков в музыкалке.
Она думала, что мне наскучит. Пф! Наивная! К восьми годам я играла так хорошо, что могла бы дать фору опытным музыкантам, и мне не наскучило это и по сей день. Настя сразу разглядела мой талант — она заехала проверить меня, а застукала за игрой, и была очень потрясена. Тогда я рассказала ей, что моей мечтой никогда не являлась сцена Большого, я всегда хотела лишь одного: стать профессиональным музыкантом. Пианистом, если быть точнее. Конечно играть вне академии и вне уроков было сложновато: инструмент стоил бешеных денег, а на предложение купить мне синтезатор, я наотрез отказалась. Все же это были его деньги, а не ее — мне от него ничего не надо было тогда и тем более ничего не надо сейчас. Настя она поступила иначе. Александровский как раз подарил ей ДТЮ, и она дала мне связку ключей со словами: когда захочешь, приходи и играй. Как ребенку, пережившему слишком много, она понимала, что бывает мне нужно время наедине с собой — так, я получила доступ к своему маленькому, личному раю. Настя как раз в тот год делала ремонт и купила великолепный, черный рояль. Он стал моим плотом в безумном море суеты вокруг, и я любила его больше всех остальных своих вещей. От всего бы могла отказаться, лишь бы иметь доступ именно к нему, потому что он был моим. Настроен под меня, обслуживался тоже для меня. В пятнадцать я узнала о том, что он и куплен был для меня — раз я не взяла синтезатор, то пусть хотя бы так. Это было трогательно, конечно не очень мне понравилось, но я договорилась с собой: я просто им пользовалась, я его не забирала, да и купила Настя его исключительно на свои деньги. Как раз тогда начала приносить прибыль ее первая гостиница, и с этим всем я могла смириться. Поэтому дальше я получила еще больше: если раньше этот рояль мешался в основном зале для выступлений, теперь его со спокойной душой переместили в зал поменьше. Тот что не использовали для каких-то выступлений, и он скорее служил кладовкой. Ряды старых скамеек-сидений, как в театрах постсоветского пространства, небольшая сцена, старые, красные партеры, в которых пыли больше, чем ткани.