Гамбит отражений
Шрифт:
***
Остерленд покинул кабинет советника по нацбезопасности в отвратительном настроении. Не то что бы он не ожидал чего-то подобного, но всё происходило слишком быстро. У него в голове один за другим прокручивались варианты того, как события будут развиваться дальше. И ни один ему не нравился. Всё происходило слишком быстро. Слишком поспешно. Это оставляло ему слишком мало времени на какие-то ответные действия. Бешенство, в купе с клокочущей в груди яростью и злостью, настолько явно отразились на его лице, что люди казалось сами того не понимая
– Грёбаный ублюдок…-чуть ли не прорычал Дэвид, спускаясь на лифте в ангар для служебного транспорта.
День обещал стать просто отвратительным. Встреча с Меларом, от которой Остерленд не ожидал ничего хорошего, оказалась ещё хуже. И из за неё, Дэвиду пришлось пропустить похороны Алексея Лазарева. Человека, который буквально вернул ему возможность ходить и вновь вернуться на службу. Искушение просто отказаться от встречи с Джино или перенести её на другое время было огромное. Почти невыносимое. Когда он узнал, что этот лощёный мерзавец изменил дату встречи на сегодняшнюю, то почти не сомневался в том, почему это было сделано. Но Остерленд просто не мог так поступить. Работа для него всегда стояла на первом месте. А в нынешней ситуации, он просто не мог позволить себе проигнорировать подобное приглашение. Дабы ещё сильнее не ухудшить отношения с Локеном и его администрацией.
Чёртова игра компромисов.
Остерленд глянул на часы. Церемонию он уже почти полностью пропустил, но если поторопится, то возможно успеет на самый её конец. Как бы удивительно это ни звучало, но Лазарев был прихожанином католической церкви новой реформации. Как и его уже ушедшая супруга. Согласно его завещанию, Алексея должны были похоронить на Гарлингтонском кладбище на берегу Дамоклова залива. Это было необычайно красивое и живописное место и Дэвид мог понять, почему многие люди выбирали его местом своего последнего пристанища.
Створки дверей лифта раскрылись с приятным и мелодичным звуком, выпустив находившихся людей наружу. Остерленд прошел по коридору, миновав несколько поворотов, пока не добрался до просторного служебного ангара. Его личный флаер стоял с уже прогретыми двигателями у дальней стены. Стоило ему приблизится к ней, как одна из дверей моментально открылась, поднявшись вверх.
– Я так понимаю, что встреча прошла не совсем по плану, сэр.
Личный помощник Остерленда и по сути его правая рука, коммандер Риваль Блауман, как обычно занимал место водителя.
– Верно Риваль,- проворчал Остерленд садясь в кресло и пристёгиваясь к нему,- Чертовски верно. Летим на побережье. Если повезёт, то возможно мы ещё успеем побывать на церемонии.
– Конечно сэр. Мы успеем, не переживайте.
Не дожидаясь приказа, Риваль сразу же поднял машину на антигравах и направил её к выходу из ангара. Остерленд услышал его голос, когда коммандер запрашивал разрешение на вылет из Башни Мюрата у местного диспетчера движения.
Через двадцать секунд флаер главы разведывательного управления флота уже влился в плотный поток движения над улицами огромного города.
***
Побережье Дамоклова залива.
Гарлингтонское кладбище.
Эйхарт поправил галстук своего костюма и вдохнул прохладный осенний бриз, налетевший со стороны залива на плато, на котором находилось Гарлингтонское кладбище. В дали были хорошо видны терзаемые волнами Дамокловы воды. Сильный ветер налетал со стороны холодного Карельского моря, разрывая обычно спокойную водную гладь залива волнообразной рябью.
Но что удивительно, здесь этот холодный ветер почти не ощущался. Ричард бросил взгляд на окружавшие плато горы, которые были ни чем иным, как самым западным окончанием Верианского горного хребта, частью которого и являлись знаменитые Долларские горы. Тянущиеся в небо пики серых скал, увенчанных белыми шапками, окружали плато, словно защищая его от идущей со стороны залива непогоды. Здесь было удивительно красиво и Эйхарт мог понять, почему Лазаревы выбрали это кладбище как место своего последнего пристанища.
Церемония была красивой и спокойной. И мирной. Как вообщем-то, это всегда и бывает.
Сам Ричард никогда не был особо религиозным человеком. Да и сам Лазарев, как это думалось Эйхарту, тоже им не был. За тот короткий период в несколько месяцев, которые Ричард был знаком с Алексеем, тот предстал перед ним, как истинный человек науки. Практичный и рациональный. Тот, кто никогда не будет искать ответ где то там, наверху, среди бушующих космических энергий и возможного высшего разума. Нет. Лазарев был именно, что человеком. И ответы на свои вопросы он искал среди людей, их поступков и решений.
Но тем не менее, церемония действительно была красивой.
Чёрный лакированный гроб стоял с закрытой крышкой возле аккуратной могилы, в которою его совсем скоро предстояло опустить. Рядом находилась ещё одна могила, украшенная белой мраморной плитой с выгравированным на ней именем. Жизель, тридцать лет назад ушедшая супруга Алексея, покоилась рядом и по завещанию Лазарева, его предстояло упокоить рядом с ней. Во круг были рассыпаны красивые белые и что важно, живые, цветы.
Священник в чёрной рясе читал последние заупокойные молитвы, пока вокруг стояли десятки людей. Знакомые. Друзья. Просто коллеги. Все кто захотели и смогли придти, что бы в последний раз проститься с человеком. Ричард в очередной раз пробежался глазами по грустным и скорбным лицам, которые окружали его. Среди них должен был находиться и Остерленд. Но тот, к сожалению, задерживался. Ричард уже и не надеялся, на то что Дэвид успеет к концу церемонии.
Вот отзвучали последние слова и над кладбищем повисла минута тишины. Подчиняясь приказу священнослужителя, чёрный лакированный гроб медленно и даже величественно поднялся над землёй. Искусно скрытые в его конструкции репульсоры удерживали его в воздухе и медленно перенесли в уже подготовленную могилу. Так же медленно и осторожно, они опустили его вниз.
Это выглядело действительно впечатляюще. Словно бог и правда существовал, опуская своей незримой дланью уже ушедшего человека в место его последнего упокоения. Многие новые технологии смогли с лёгкостью влиться и найти себе место даже в такой закостенелой и консервативной среде, как религиозное сообщество. Все знали, что в этом действии нет Божьего промысла. Лишь технологическое творение рук человеческих. Но вряд ли сейчас кто-то об этом думал.