Гамбит отражений
Шрифт:
– Карин, я…
– Он спас тебя! Манф, он вытащил тебя с разрушенного мостика. Я знаю это! Уже получила письмо. Я знаю, как он погиб. Он умирал, спасая твою жизнь. И ты смеешь говорить мне о том, что сожалеешь?!
Её руки дрожали от гнева, злости и сожаления. Манфред наконец смог поднять глаза и взглянуть на неё. Но всё что он увидел, было лишь сожаление с горькой примесью отвращения. Отвращения к нему. Его слова привели к этому. Его действия посадили эту боль. А всё что он мог, это говорить правду. То, во что верил и знал сам.
– Карин, послушай… Я не смог…
Резкая пощёчина
Карин стояла на ногах, вскочив с кресла. Одной рукой, она сжимала ладонь которой его ударила. Он видел, что ей больно.
– Ты был для него тем, на кого он равнялся. Он был предан своему капитану и другу. До последнего. Думаешь он бы хотел, чтобы ты жалел себя?! Дюваль сделал то, что считал правильным и вместо того, чтобы принять это, ты обесчестил его поступок. Ты жалок, Ван Кройтц.
С последними словами по её лицу потекли слёзы. В её взгляде было столько ненависти и злости на него, что Манфреда замутило. Он никогда бы не подумал…
Тихое, сказанное едва слышным шёпотом слово поставило точку в их разговоре.
– Убирайся.
***
Идти обратно к стоявшему недалеко от дома флаеру было для него даже труднее. Холодный ветер трепал полы его парадного кителя, грозя сорвать с головы берет. Но он этого даже не замечал, хромая по покрытой снегом дорожке обратно к ждущей его машине. Следы, которые он оставил, когда шел к дому, уже замело ветром, и они лишь едва угадывались у него под ногами. Манферд вдохнул холодный ноябрьский воздух полной грудью.
– Я думал, что ты бросил курить несколько лет назад,- произнёс он подходя к ждущему его у машины человеку.
Вильям Форсетти лишь пожал плечами и глубоко затянулся. Он был одет в обычную и ничем не примечательную гражданскую одежду и дожидался Манфреда прямо на улице. Из-за потери руки и ноги, тот не мог сам управлять флаером и попросил Вильяма поехать вместе с ним. Форсетти согласился без раздумий. Они оба знали, что просьба Ван Кройтца была не более чем благовидным предлогом. Он мог бы спокойно воспользоваться автопилотом машины.
Просто Манфред не мог признаться, что не хотел бы делать это в одиночку. А Форсетти был слишком хорошим другом, чтобы оставить его одного.
– Сидение на берегу,- проворчал он и ударом пальца стряхнул пепел на белый снег.-Пол года назад нашел не выброшенную пачку у себя дома. Как всё прошло?
Манфред неловко привалился к боку машине и опёрся на неё спиной.
– Не так, как я думал…
Пальцы его левой руки коснулись лица в том месте, где кожа ещё горела после удара.
– Это никогда не бывает легко, Манф.
– Ты…
– Когда в прошлом году я потерял «Крестоносец» мне было так же тяжело, как и тебе сейчас.
– В том не было твоей вины.
Форсетти опять лишь пожал плечами.
– Это не важно. Был я на его борту или не был… Мы, капитаны кораблей. Их судьбы в наших руках. Я…
– Ты лежал в реанимации, Уилл.
Форсетти поднёс сигарету к
– И ты думаешь, что я не изводил себя бесконечными вопросами о том, мог ли я предотвратить такой исход? Может быть командуй кораблём именно я, всё было бы иначе?
– Форсетти покачал головой и щелчком пальцев выбросил сигарету.
– Нет Манф. Меня терзала неизвестность. Бесконечные вопросы. Тебя же мучает осознание того, что именно ты, поступил неправильно. И тебе плевать, что всё это лишь надуманно. Всем, всегда на это плевать.
Стоявший рядом с ним Ван Кройтц повернулся к нему. За прошедший год Форсетти изменился. Манфред знал, что он участвовал в какой-то закрытой операции. Подробности ему не были известны, да и вряд ли он их когда-нибудь узнает. Всё что ему было известно, так это то, что сам Уилл сильно пострадал во время этого задания, а его корабль, который на тот момент находился под командованием контр-адмирала Максима Рабиновича, был настолько сильно повреждён в самом конце операции, которая пошла совершенно не по плану, что его пришлось взорвать собственному экипажу.
Манфред помнил, как Форсетти сам себя изводил бесконечными вопросами. Мог ли он как-то предотвратить случившееся? Где он и его погибший друг допустили ошибку, которая привела к такому ужасному исходу?
Они оба немного помолчали, стоя и просто глядя на исчезающую вдали тёмную водную гладь Океана Спокойствия. Дом в котором жили Дюваль и Карин Маеры, располагался на небольшом плато, которое возвышалось над уровнем моря. Не единожды они с Дювалем сидели у него на заднем дворе во время коротких, летних вечеров.
Искажённое отвращением и злобой на него лицо Карин предстало пред глазами Манфреда.
Теперь это лишь воспоминания. Осколки. Не более того. Призрачное видение.
Молча, не говоря более ни слова, они сели в машину. Форсетти опытными движениями поднял флаер в воздух и направил его вдоль океанского побережья, в сторону Рекнеца.
– Ещё не известно, когда ты возвращаешься на службу?
– спросил Манфред, нарушив царящую в машине тишину.
Вильям покачал головой.
– Через две недели. Наверное. Меня перевели в состав Четвёртого флота.
– Значит они всё же решили вернуть тебя в седло, да?
– Угу. Я сам буду рад наконец вернуться. Тяжело смотреть на зависших на орбите красавцев и не испытывать горечи от потери собственного…
Манфред откинулся в кресле и бросил взгляд через прозрачную крышу кабины флаера на затянутое пасмурными тучами небо. Где-то там, за облаками, на геостационарной орбите находилась база Четвёртого рейнского флота.
Военный кораблестроительный комплекс «Бальт», на котором сейчас проходил затянувшийся процесс модернизации. Из-за проволочек, корабли Четвёртого флота встали в строй последними. Пройдёт ещё не меньше полугода, прежде чем дредноуты Четвёртого начнут покидать стапели и встанут в строй. Это должно было происходить уже сейчас, но из-за постоянно возникающих проблем и затянувшейся программы испытаний Второго, корабли Четвёртого, особенно дредноуты, застряли на верфи на гораздо более длительный срок.