Гамбит. На сером поле
Шрифт:
– Вам стоило просто позвонить, – рука неосознанно накрыла ее руку, переплетая их пальцы, в которых не хватало только пустого стакана для полной картины их прошлого прощания.
– Зачем? – отрешенно спросила Эванс, но не отдернула руку и позволила его пальцам проскользнуть между ее. – Ожидание не всегда вознаграждаются, мистер Лориан, а разочарование – обычное послевкусие, когда они слишком велики, – она неотрывно смотрела на их руки, не выпуская свою из его, но и не сжимая крепче.
Не «да», но и не «нет», не принятие, но и не отрицание. Балансирование на грани между недостаточно белым и слишком черным, и абсолютно серое – логичный итог, ответ на вопрос без ответа, и право выбора предоставляется потерпевшей стороне.
– Откуда в ваших словах столько горечи? – спросил он прежде, чем смог остановить себя.
– Поверьте мне, мистер Лориан, – на его счастье Эванс не провела аналогии, а может быть, ей было глубоко плевать на мнение заносчивого богача, строившего из себя оскорбленную невинность. Эванс поступила намного честнее, просто исчезнув наутро и предложив не идти на сделку с совестью, ведь никто не в минусе, все в плюсе, так же это работает? Верно, Фрей?
– И люди, и горы способны разрушаться, – горько усмехнулась девушка и продолжала топить его и себя в их общем, как оказалось, чувстве вины.
Не так давно у нее уже был подобный разговор, но смысл в эти слова был вложен совершенно иной, далекий от первоисточника, не то, что сейчас. Сейчас он был почти полностью аналогичный ее гордости и его предубеждениям, и противоположен ее разочарованию в людях и его веры в них. Аналоги и гомологи, конвергенция и дивергенция – странное для ее столько короткой жизни сочетание, но жизнь есть жизнь. Она встречается и на других планетах, отличная от привычных нам форм, способная ввести нас в искреннее удивление, как и мы ее. Прямо как Лориан, который все еще смотрит непозволительно пристально и неотрывно. Она бы решила, что, скорее всего, он принял ее за городскую сумасшедшую, что не далеко от истины, но тот только продолжил с пониманием в низком и глубоком голосе, смывавшим боль и обиду теплой волной:
– Правда, люди по причине своего высокомерия и глупости, – знал бы он, как близки его слова к истине. Знала бы она, как больно ему эту истину принять.
Под пристальным и изучающим взглядом девушки, Фрей осторожно поднес ее руку к губам и поцеловал тыльную сторону узкой девичьей ладони, зажатой в его. Базальтовые скалы дрогнули и посыпались черным песком, заволакивая ее взгляд смятением и неверием.
– Вы все же проверяете меня, – констатировала она, проходя по нему долгим взглядом, и сотни антимонитовых игл рассыпаются, не успев уколоть.
– И все же, нет, – лишь объяснял, но не настаивал, – я вас клею, – ровным голосом и без тени сарказма ответил Фрей.
Этот голос напоминал ей совсем другой, звучавший над ее ухом без ехидных усмешек, а вместо бескрайнего океана перед глазами только радиоактивное зеленое море, обжигавшее касавшимися кожи лучами. Этот голос был одновременно так близко и так далеко. Закрой глаза и можешь его коснуться, почувствовать на ощупь всю его теплую, едва уловимую бархатистость. Он совсем рядом, прямо над ухом, и тугой узел сворачивается у нее в животе. Но, вернись в реальность, и он где-то в другом, чуждом ей мире, за сотни световых лет, за тысячи стереотипов и миллионы косых взглядов сквозь лобовое стекло машины на них.
– Вы слишком настойчивы, мистер Лориан, вы в курсе? – с осуждение спросила она, а пальцы сами сплетаются с его, хватаются за спасательный круг в мире цинизма и расчетливости, на что Лориан только крепче стискивает их. На его лице лукавая усмешка с небольшой хитринкой без привычной насмешливости, которую она привыкла видеть на совершенно другом, знакомом ей лице. Его глаза в паре дюймов от ее давят тяжестью бескрайнего океана, а не толщей токсичных вод.
– В Чикаго нет понятия «слишком», – низким, почти утробным голосом, ответил Фрей и наклонился к ее лицу, не оставляя между ними пространства для вдоха. Доказывал себе, а не ей, что можно, даже когда нельзя, ведь если сработает на квинтэссенции нордэмского скепсиса, возможно, сработает и с Ларссоном. Так ведь это работает, верно, Фрей?
– Верно, «слишком» скорее про нас, – согласилась она, грустно улыбнувшись в ответ.
От ее выдоха Фрея окутывает циановый дурман. Так близко и так далеко. Он уже чувствует на своей щеке шелковые, едва заметные касания ее волос, почти ощущает под губами нежность ее кожи и сглатывает с языка знакомый горько-сладкий привкус. Она права. Все в этом городе слишком. Его холодные огни так и манят далеким светом, но приблизившись к ним, с опаленными крыльями ты падаешь в пропасть, чтобы на утро проснуться в одиночестве. И совсем неважно, что зовет тебя своим светом, будь то сиреневое мерцание или зеленый отблеск. Ближе не подойти. Они не подпустят, до последнего сохраняя дистанцию. И невидимый сигаретный дым зеленоватым мерцанием заполняет салон машины.
– Я вам не нравлюсь? – он не отстранился. Не в этот раз. Если сказанное Эванс правда, пусть она отстраниться первой. Он больше не будет играть в поддавки, двух раз вполне достаточно.
– Не в этом дело, мистер Лориан, – обречённо вздохнула она. – Совсем не важно, что и кому нравится. Мы с вами из разных миров, и с разных планет, – сейчас она говорила не с ним. Кому-то другому были предназначены ее слова, как и настойчивость Фрея доказать кому-то серьезность его намерений. – Некоторым просто не суждено встретиться, как бы они друг другу не подходили, а тех, кто друг другу не подходит, судьба сталкивает помимо их воли, – описание чересчур точное, и от того им обоим не легче.
– Считаете, что мы друг другу не подходим? – точно зная, кто относится сразу к обеим перечисленным ею категориям, Фрею стало интересно, какую же для него выберет она. – Я вам не подхожу или же вы не подходите мне? – и очень хотел уточнить: Фрей Лориан, или Лиам Ларссон, но вспомнил, что для обоих в ее жизни есть особое место. Один постоянное напоминание, что в ее жизни нет ничего, кроме разочарования, второй одним своим существованием напоминает, что ее жизнь сплошное разочарование как факт.
– Можете считать меня хоть рептилоидом с планеты Нибиру, но это не отменяет моего предыдущего вопроса, – и, очевидно, ей опять плевать на мнения их обоих. Они могут оставить его себе, заламинировать, прошить, и, скрепив государственной печатью, повесить на стенку в качестве доказательства своей полной несостоятельности вкачестве ее пары. – Зачем? – спросила она, и Фрей с горечью осознавал, что во мнениях теперь уже их обоих – и Ларссона, и Лориана, не больше смысла, чем во всем этом разговоре.