Гамбургский оракул
Шрифт:
– Подождите! - вспомнил Енсен. - На допросе Баллин упомянул о пресс-конференции, на которой встречался с Боденштерном.
– По-моему, это ложь. - Дейли провел ладонью по лбу. - Я случайно подслушал этот разговор по параллельному телефону. Вы напомнили мне. Да, это была явная ложь. Не та интонация! И самое главное: помните, Енсен, категоричность, с которой Боденштерн заявил, что никогда в жизни не видел Баллина?
– Действительно, откуда же он мог тогда знать его в лицо? - Фредди даже взмок от напряжения. - Меня это особенно интересует. Недавно мне дали редакционное задание выяснить, принадлежит ли действительно Баллин к известной гамбургской фамилии. Уже потом заведующий отделом по секрету сказал мне, что задание давалось по просьбе Мэнкупа.
– Вы напрасно потратили время, - сказала Ловиза. - Дитер - чистокровный Баллин, только из силезской ветви, возможно, поэтому родня отнеслась к нему так пренебрежительно.
– В том-то и дело, что нет. Я все разузнал, - похвастался Фредди. Разговаривал почти со всеми членами семьи, наврал, что я сотрудник генеалогического института. Они и слышать не слышали о таком Дитере Баллине. А силезской ветви вообще не существует на свете.
– Слышите? - Дейли повернулся к Муну.
– Только одним ухом, - проворчал тот.
– Что же так занимает ваш уникальный мозг, шеф? - пошутил Дейли.
– Поэзия.
– Разрешите?
Дверь открылась. На пороге стоял очень высокий, худой старик. Желтоватая, пергаментная кожа лежала складками на его лице. Одет он был во все черное, в руке держал чемодан.
– Клаттербом! - Ловиза вскочила. - Где вы пропадали? Вы уже знаете?
Мун, вспомнив, что так зовут слугу Мэнкупа, собирался уже что-то спросить, но вовремя остановился. Клаттербом поставил чемодан на пол, закрыл дверь и сложил руки. Почти минуту он стоял молча, не обращая внимания на присутствующих. Губы его безмолвно шевелились, скорбный взгляд был устремлен на пустое рабочее кресло.
– Теперь я могу разговаривать, - объявил он после долгой паузы. - Я тоже тосковал без вас, Ло. Простите, что я вас так называю. Вы были любимицей Магнуса, и теперь у него остались только мы двое. И вот посмотрите, как нами играет жизнь. Вместо того чтобы откупорить бутылку вашего любимого "Целлер-Шварце-Кац", вы ведь знаете, для кого Магнус держал это вино, я вынужден... - Он отвернулся. - В вашей комнате остались одни голые стены, а чемодан - вот он! Рукопись пьесы я тоже положил туда. - Он повернулся к Енсену: - Госпожа фон Винцельбах просила передать, что скоро придут маляры. Придется вас потревожить. Сейчас начнут выносить мебель.
– Значит, вы были все это время у Лизелотте?! - удивилась Ловиза.
– Это с вами я разговаривал тогда по телефону?! - почти одновременно воскликнул Енсен.
– Да, со мной. Вы мне так и не сказали, что случилось. Тогда я вам позвонил. Какой-то грубый голос ответил: "Умер!" Вот и все. Я мог сто раз умереть, но все еще жив. А он... Завтра в три часа уже похороны.
– Вы по собственной воле перешли к госпоже Мэнкуп? - поинтересовался Дейли.
– К госпоже фон Винцельбах? - Клаттербом печально улыбнулся. - С Магнусом я знаком сорок лет, неужели вы думаете, что мне это было легко? Две недели без шуток, без рассыпанного повсюду пепла, без этой картины, за которой он посылал меня в Грецию... А у госпожи фон Винцельбах я оказался потому, что она привыкла к моим услугам. Магнус любил ее и не смог отказать ей, даже если бы хотел.
– Сорок лет? Так давно вы знакомы? - удивилась Ловиза. - А я ведь не знала этого.
– Магнус вообще мало рассказывал о своей жизни. Мы познакомились на войне, на той, под Верденом. Он был тогда рядовым, я - ординарцем у командира взвода... Газовая атака... Иприт... Я мог вынести с поля боя только одного из них - лейтенанта или Магнуса... Потом меня чуть не отдали под военно-полевой суд. Как ординарец я был обязан в первую очередь спасать своего командира... Пять километров пришлось тащить Магнуса на руках, - мы отступали, полковой лазарет эвакуировали черт знает куда. Может быть, с того газового отравления в нем уже и засела смерть?
– Пять километров? - только сейчас отреагировал Енсен. - Даже не верится!
– Почему же? Я выступал когда-то в цирке. Силовой номер. Сейчас вы видите только мою тень. Почти десять лет в концлагере...
– Я вас правильно понял? Вы знали о его болезни? - переспросил Мун.
– От меня он ничего не скрывал. Но вчера, когда я приходил к нему, Магнус дал мне понять, что еще есть надежда.
– Вот как?! А в связи с чем вы приходили?
– Служанка заболела. Но мне думается - ему просто хотелось увидеть меня.
– У вас не было впечатления, что он... как бы это сказать... ну, хотел с вами попрощаться?
– В том смысле, что навсегда? Мне это и в голову не приходило. Наоборот, он был жизнерадостен до легкомыслия.
– Ему кто-то должен был звонить из Мюнхена, - неожиданно вспомнив оброненную Ловизой фразу, Мун обратился к ней за подтверждением. Она кивнула. - Вы не знаете, кто? - спросил Мун.
– Мне он ничего не говорил. Я только знаю, что в Мюнхене живет профессор Литке, крупный специалист, с которым он консультировался по поводу своей болезни.
Дверь без стука отворилась. Вошли грузчики и молча ухватились за письменный стол.
– Подождите! - приказал Клаттербом. - Эту комнату в последнюю очередь!
– А у нас уже все! - Грузчик бесцеремонно выдвинул ящик. - Да тут масса бумаги. Тащи сюда мешок, Петер!
– А что делать с картиной? - спросил тот, кого назвали Петером. - Через двери не пролезает. Придется вырезать из рамы.
– Стулья оставьте и картину тоже.
– Но нам велели...
– На мою ответственность. Если я вам больше не нужен, - Клаттербом повернулся к Дейли, - разрешите уйти... Ло, вот вам адрес.
– Ваш?
– Нет, ваш. Магнус велел мне вчера подыскать для вас квартиру.
– Так он знал, что старая хозяйка отказала мне?
– Он все знал. - Клаттербом улыбнулся. - Ло, нотариус передал вам дневник Магнуса?
– Какой дневник? - удивилась Ловиза.
– Этот? - спросил Дейли, подавая ей оставленный Клайном пакет.
– Да! - подтвердил Клаттербом. - Он при мне запечатывал его. Я вчера сам отнес его к нотариусу с поручением передать Ловизе, если с ним что-нибудь случиться.