Гамбусино
Шрифт:
— Дорогой Энкарнасион, я уйду из деревни только вместе с вами, — добавил дон Хосе Морено.
— В таком случае, ваше желание исполнится очень скоро. Я собираюсь уйти немедленно.
— А вы, падре Линарес? Что вы думаете делать? Остаетесь ли вы в деревне или идете с нами?
— Ни то, ни другое, сеньоры. После того, что произошло, я не могу оставаться здесь. Мой долг велит мне быть около тех, кто страдает. Завтра я уеду, присоединюсь к армии независимых и надеюсь найти там и вас.
— Возможно, — уклончиво ответил Энкарнасион. — Да хранит вас бог, отец мой!
— Я надеюсь, что бог даст мне силы выполнить трудную задачу, которую я сам возложил на себя.
Во время этого разговора дон Хосе Морено и его дочь сошли с паланкина и сели на поданных им лошадей.
Человек двадцать индейцев, вооруженных ружьями и ножами, тотчас же окружили их.
— А ваша подагра? — спросил Энкарнасион дона Хосе. — Позволит ли она вам ехать верхом?
— Да, друг мой, тем более что перегон будет коротким.
— Тогда в путь!
Квадрилья построилась в боевом порядке, и по команде «Вперед!» всадники перешли на крупную рысь. В центре отряда ехали дон Хосе, его дочь и их слуги.
Второй отряд, примерно в тысячу двести человек, вооруженный хуже, чем первый, — в сопровождении женщин и детей, — выехал почти одновременно с первым, но с другого конца деревни.
Этот отряд, под командой самого алькальда, состоял из всего работоспособного населения Пасо-дель-Норте; это была настоящая эмиграция.
Оставленная деревня пылала. Оттуда доносились последние вопли испанцев, брошенных без помощи в горящих развалинах.
Ранчерос скакали три часа, направляясь в Охо Люсеро.
Перед восходом солнца, около четырех часов утра, по приказу Энкарнасиона Ортиса, взявшего на себя командование, отряд остановился на берегу маленькой речушки, впадающей в Рио Гранде-Браво-дель-Норте; всадники получили приказ спешиться и накормить лошадей.
Было пройдено шестнадцать или семнадцать лье.
Приблизительно на расстоянии двух ружейных выстрелов от отряда, по левую руку, на небольшой возвышенности, сплошь поросшей лесом, показалась асиенда, выстроенная из тесаных камней. Она была окружена зубчатой стеной, что свидетельствовало о богатстве и знатности ее владельца.
— Вот именно сюда я хотел вас привести, сеньоры, — сказал дон Хосе.
— А! Вот как! Но где же мы? Начиная от Эль Пасо, мы ехали вслепую, — заметил Энкарнасион Ортис.
— Вы действительно не узнаете местности? — с легким упреком спросил дон Хосе.
— Честное слово, к моему стыду, должен признаться, я не могу вспомнить, бывал ли я в этих краях.
— В таком случае, мой друг, у вас короткая память! Вы не узнаете асиенду де ла Вега?
— Как! — вскричал обрадованный Энкарнасион. — Мы, значит, находимся в де ла Вега?
— Боже мой, конечно! Если сомневаетесь, посмотрите на этих двух всадников, несущихся к нам во весь опор.
— Дон Рамон и дон Педро!
— Это в самом деле они.
— А-ах! — вспомнил Энкарнасион, ударяя себя по лбу. — Я был здесь, правда, но это было так давно!
Дон Хосе улыбнулся и, сопровождаемый Энкарнасионом, двинулся вперед навстречу всадникам.
Дон Педро и дон Рамон, отправившиеся более коротким путем и прибывшие поэтому на час раньше, предупредили управителя асиенды, чтобы он позаботился о еде и напитках для гостей, которых дон Хосе привезет с собой.
Узнав об этом от сына, дон Хосе Морено приветливо обратился к офицерам-инсургентам:
— Кабальерос и друзья, я надеюсь, вы не нанесете мне оскорбления, проехав мимо этой асиенды, не отдохнув в ней хотя бы несколько минут. Вы так устали сегодня ночью, что должны с открытой душой принять мое приглашение. В моем скромном доме для вас приготовлены и закуски и вино.
— Кузен, — ответил дон Энкарнасион, — от имени всех сердечно вас благодарю за милое гостеприимство, которое вы нам предлагаете. Мы его принимаем тем охотнее, что, говоря откровенно, буквально падаем от голода и усталости.
— В таком случае, кабальерос, — улыбаясь, ответил дон Хосе, — следуйте за мной, не задерживаясь, чтобы поскорей утолить ваш голод.
Офицеры поклонились в знак признательности.
Расположившуюся лагерем на берегу реки квадрилью оставили под командованием надежных унтер-офицеров. А командиры направились в асиенду и прибыли туда менее чем через четверть часа.
Во дворе асиенды всадники спешились. Поручив своих лошадей подскочившим пеонам, они по приглашению дона Хосе вошли в громадную столовую. Там заботливым управителем был приготовлен великолепно накрытый стол.
По знаку хозяина все заняли свои места за столом.
Предложенный офицерам обед был вполне достоин такого богатого и гостеприимного человека, каким являлся дон Хосе Морено. К тому же хозяйкой за столом была прелестная донья Линда.
Когда после обеда появились на столе сладости, вина и ликеры (в Мексике во время еды пьют только ледяную воду), дон Хосе жестом удалил из комнаты слуг-пеонов и, подняв наполненный до краев бокал шампанского — вина, почти неизвестного в то время в Центральной Америке, — сказал своим гостям:
— Кабальерос! Предлагаю выпить за мучеников, павших за наше святое дело, и за победу независимости!
Все присутствующие с энтузиазмом чокнулись и повторили это бриндизи (слова «тост» тогда еще не употребляли).
— А теперь, кабальерос, — продолжал дон Хосе, — позвольте мне поздравить вас с успехом ночной экспедиции! Она была проведена поразительно умно и решительно. Я должен воздать честь за смелое нападение нашему другу Энкарнасиону Ортису…
— Позвольте, кузен! — с горячностью перебил его Энкарнасион. — Наш успех в этом деле вовсе не является результатом только моей ловкости или решительности! Все дело в необычайной храбрости, распорядительности и безграничной самоотверженности дона Рамона Очоа! Это он все сделал!